"Иво Андрич. В мусафирхане" - читать интересную книгу автора

чудится, будто он куда-то стремительно летит. И тогда он, не умеющий ни
складно писать, ни красно говорить, словно бы переживает миг озарения. Все
ему ясно и понятно, и он без всякого стеснения беседует с самим господом
богом.
Впрочем, он за любой работой вполголоса молится богу. Иногда даже
по-своему сводит с ним счеты.
Высаживает, к примеру, после дождя капусту. Нагибается, роет лунки в
рыхлой грядке и пальцами уминает землю вокруг рассады. Над каждым кустиком
шепчет молитву, непрерывно повторяя:
- Ну, благослови тебя господь, благослови тебя господь! Покончив с
одной грядкой, он выпрямляется, охая и вздыхая (поясницу ломит), тыльной
стороной грязной руки отирает с лица пот и, тяжело дыша, ворчит:
- Ну, вот, посадил, а ты теперь нашлешь на нее гусениц, чтоб они все
сожрали, как в прошлом году!
Иногда это блаженное состояние охватывает его без всякой видимой
причины. Заденет нечаянно сучок на дереве или шов на одежде - и по всему
телу тут же разойдется какое-то сладостное возбуждение, и он так и застынет
на месте с раскрытым ртом и потерянным взглядом. Долго стоит он, скованный
оцепенением, а когда очнется, то и сам не помнит, что с ним такое было.

* * *

Вот уже три дня ни один турок не останавливался в мусафирхане. Фра
Марко каждый день проветривал ее и кадил, стараясь изгнать запах сала, лука,
ракии и пота, оставшийся от последних постояльцев. Но на исходе третьего
дня, в субботу, во время вечерни, снова нагрянули турки.
Фра Марко как раз стоял у очага, клал угли в кадило, которое держал
мальчик-послушник. Увидев поднимающихся в гору турок, он просыпал угли прямо
на руки послушнику. Мальчик вскрикнул и убежал, а фра Марко открыл было рот,
собираясь выругаться, но удержался и только надвинул на глаза клобук.
Турки поднимались медленно. Фра Марко взял половину запасов сахара и
кофе и пошел прятать. Вернулся запыхавшийся и, встав в дверях мусафирханы,
посмотрел вниз. Турок было трое, двое вели под руки третьего. Одного он
узнал - это был янычар Кезмо. Остальные, вероятно, нездешние. Тот, кого
вели, еще безусый юнец.
Войдя, они сразу попросили одеяло и подушку и положили больного. Потом
спросили лимонов. Фра Марко мнется - он-де поищет, но боится, что все вышли.
- А ну-ка посмотри получше, не то я сам начну искать, - кричит Кезмо.
Этот Кезмо уже не раз повергал монастырь в страх и грабил штрафами.
Монах вернулся с лимонами. Больному сделали лимонад.
- А теперь скинь сковороду, я ружье повешу, - смеется Кезмо.
Фра Марко снял сковороду и стал делать яичницу. Турки сели, закурили.
Больной отдохнул, напился лимонаду и почувствовал себя лучше. Он сидит,
привалившись спиной к подушкам, и, весь дрожа, участвует в разговоре. Глаза
его блестят лихорадочным блеском. Монах подал ракию и яичницу и занялся
приготовлением кофе. Турки громко чавкают, заставляют есть больного,
потягиваются и рыгают.
- А тут, часом, не жарилась свинина? - спрашивает Кезмо, поднося к носу
уже пустую сковородку.
Фра Марко, склонившись над жаром, бурчит себе под нос: