"Иво Андрич. В мусафирхане" - читать интересную книгу автора

такое низкое, а звезды такие крупные.
Фра Марко схватился за ограду. Скрипит штакетник. Кровь к голове все
приливает и приливает. Взгляд его, миновав верхушки темных деревьев,
устремился в глубину неба, туда, где звезды.
- Нет монаха хуже, чем я, - заговорил он, по своему обыкновению, сам с
собой, - и нет турка поганее, чем этот Осмо. Я крещу его, а он - фу!
Фра Марко в отчаянии трясет ограду.
Но постепенно успокаивается. В глухой ночи, на глазах у бесчисленных
звезд, им вдруг овладевает растерянность, и он забывается. Трепетание его
тела словно передается окружающим предметам, и ему уже кажется, будто в
кромешной тьме он неудержимо несется по безбрежному морскому простору. Небо
над ним заметно колеблется. Отовсюду слышен шум. Он еще крепче стискивает
штакетник.
Городок и поля, монастырь и мусафирхана - все уместилось в этом большом
божьем ковчеге.
- Знал я, что ты никого не забываешь, ни заику фра Марко, ни этого
грешника Осмо Мамеледжию. Если кто и плюнет на твой крест, то разве лишь в
дурном сне. И все равно в твоем ковчеге для всех есть место. Даже для этого
безумца Кезмо, если б он не ушел...
В своем воодушевлении он уже не различает, говорит он или только
думает. Но ясно видит: для всех и каждого есть место в большом господнем
ковчеге, ибо бог не отмеряет ни аршином, ни весами. Теперь он понимает, как
"грозный господь" правит миром, все понимает, хотя и не может выразить это
словами. Одно недоступно его разумению - каким образом он, фра Марко,
неловкий и строптивый викарий, поставлен у кормила божьего ковчега. И он
снова забывает о себе, обращаясь мыслями ко всему сущему, которое, находясь
в вечном движении, неуклонно приближается к своему спасению.
Так проходят часы.
Холодный ночной воздух. Кровь в жилах застыла. Вдруг он почувствовал
свои замлевшие ладони, крепко обхватившие колья. Фра Марко расслабил пальцы
и стал понемногу приходить в себя. Сейчас ему было так же холодно и неуютно,
как в прежние годы, когда его, воспитанника духовного училища, будили еще до
света. Наконец он выпустил из рук ограду, провел ладонью по сутане и
неуверенным шагом вернулся в гостиницу.

Слабо мерцает оплывшая свеча. Турок, натянув одеяло до самых глаз,
лежит лицом к стене. Фра Марко снял со свечи нагар, развел огонь, вскипятил
молоко и, подойдя к больному, дважды окликнул его. Турок не отзывался, и фра
Марко отвернул одеяло. Перед ним был холодный, закоченелый труп.
Поставив у изголовья покойника горшок с дымящимся молоком, он пошел за
игуменом. На дворе уже совсем рассвело.
Хлопая дверьми, он миновал трапезную и двор и вошел в ризницу в тот
момент, когда игумен облачался. Услышав, как хлопнула дверь, он обернулся и,
не опуская раскинутых рук, посмотрел на фра Марко поверх очков.
- Что там еще?
- Помер этот... турок в мусафирхане, - крикнул фра Марко, сердито
махнув рукой.
- Тише! - шикнул на него игумен, показывая рукой на алтарь.
Игумен забеспокоился. Едва отслужив мессу, он отправился в город
заявить властям о смерти Мамеледжии и позвать турок, чтоб взяли тело и