"Шервуд Андерсон. Повесть о человеке" - читать интересную книгу автора

если говорить правду, это было не совсем так.
Когда, взяв целую пачку его стихов, я стал их читать один у себя в
комнате, я поддался их дурману. В них говорилось о каких-то стенах, о
глубоких колодцах, о высоких кадках с посаженными в них молодыми деревьями,
которые все время тянутся вверх к воздуху и свету. Это были какие-то
странные, с начала до конца безумные произведения, но в них было и свое,
особое обаяние. Они уводили в какой-то невиданный мир, где все имело иное
значение, чем в нашем, а, по-моему, этим-то и отличается настоящая поэзия,
Существует реальный мир, который мы все знаем, иди нам кажется, что
знаем, - мир низеньких домиков и ферм среднезападных штатов, с проволочными
изгородями, окаймляющими поля, и фордовскимм тракторами снующими взад и
вперед, мир городов с их университетами, расклеенными всюду рекламами и
всем, из чего состоят наша жизнь, или нам кажется, что состоит.
Словом, есть мир, с которым все мы неразлучны, но есть, еще и другой
мир - мне хочется назвать его миром Уилсона, - какой-то полный тумана мир,
мир, где все близкие предметы кажутся далекими, принимают новые
удивительные формы, где человеческая душа вывернута наизнанку, где глаза
начинают видеть что-то новое, где пальцы нащупывают необычные, странные
предметы.
Все в этом мире загромождено стенами.
Мне посчастливилось завладеть всеми стихами Уилсона. Случилось так,
что я был первым репортером, который вошел в комнату той ночью, когда
обнаружили труп женщины. Все его стихи лежали там, переписанные аккуратным
почерком в ученическую тетрадь, и тут же стояли прибывшие на место
происшествия туповатые полисмены.
Воспользовавшись тем, что они на миг отвернулись, я сунул тетрадь себе
под пальто. Пока шел разбор дела Уилсона, мы напечатали в нашей газете
кое-что из его наиболее понятных стихов. Получился совсем неплохой материал
для газеты - лпоэт, который убил свою любовницу╗.

Он больше не был в ярко-красном,
Красны вино и кровь...*

*{Строки из лБаллады Редингской тюрьмы╗. О.Уайльда}

Чикагские читатели им заинтересовались.
Но вернемся на минуту к самим стихам. Сквозь весь сборник отчетливо
проходит мысль о том, что люди воздвигли между собою степы и теперь, может
быть, обречены всю жизнь томиться за этими стенами, неустанно стучась в них
кулаками, всем, что попадется под руку, день и ночь стремясь пробиться на
волю. Трудно было понять, шла ли речь об одной огромной стене или об
отдельных перегородках вокруг каждого человека. Иногда Уилсон писал об этом
так, иногда иначе. Люди сами построили вокруг себя эти стены и теперь
томятся за ними, лишь смутно угадывая, что там, по ту сторону, - тепло,
свет, воздух, красота, настоящая жизнь. Но в то же время, из-за
собственного их безумия, стены эти становятся все крепче, поднимаются все
выше. У меня от этих образов просто голова кружилась. Не знаю, какими они
покажутся вам.
В других стихах говорилось о глубоких колодцах - люди повсюду их для
себя роют и все глубже и глубже закапываются в землю. Они, само собой