"Шервуд Андерсон. Повесть о человеке" - читать интересную книгу автора

разумеется, совсем этого не хотят, и никто их к тому не принуждает, но из
года в год они продолжают делать одно и то же, колодцы становятся все
глубже и глубже, голоса, удаляясь, звучат все глуше и глуше, и снова свет и
тепло уходят куда-то дальше и дальше, и все это - из-за слепого упрямства
людей, из-за их нежелания понять друг друга.
Все эти стихи Уилсона, с которыми, я столкнулся, показались мне очень
странными. Вот одно из его стихотворений. В нем, правда, как раз ничего не
говорится ни о высоких стенах, ни о кадках, ни о глубоких колодцах. Мы
напечатали его в газете во время следствия, и многим оно понравилось.
Должен признаться, что и мне тоже. Я привожу его здесь для того, чтобы моя
повесть звучала убедительнее, чтобы вы увидели яснее, каким странным
человеком был мой герой. Стихотворение это озаглавлено просто - номер
девяносто седьмой. Вот оно:

лПальцы мои твердо сжимают сейчас папиросу. Это говорит о том, что я
совершенно спокоен. Не всегда я бываю таким. Иногда я волнуюсь, и это
значит, что я слаб, но когда я спокоен, как сейчас, я очень силен.

Я только что шел по одной из улиц моего города, потом открыл дверь,
поднялся к себе наверх и вот, лежа здесь на кровати, смотрю в окно. Как-то
сразу и очень ясно я понял, что мог бы сдавить высокие стены домов так же
легко, как сдавил сейчас папиросу. Я мог бы держать между пальцами целый
дом, поднести его к губам и пустить сквозь него дым. Я мог бы пустить так
по ветру все мое смятение. Я мог бы выдуть тысячную толпу сквозь трубу на
крыше - ввысь, в Неведомое. Я мог бы испепелить одно здание за другим, как
папиросу за папиросой, и выкинуть дымящиеся окурки целых городов через
плечо в окно,

Не часто мне удается быть в таком состоянии духа, как сейчас, - таким
спокойным, таким уверенным в себе. А когда такое вот спокойствие приходит
ко мне, я становлюсь проще, я начинаю говорить с собой прямее. Я тогда даже
нравлюсь себе. В такие минуты я говорю себе твердые и ласковые слова.

Я лежу здесь у окна и мог бы позвать сюда женщину, чтобы она легла
рядом со мной, или даже мужчину.

Я мог бы взять с улицы длинный ряд домов, опрокинуть их, высыпать из
них людей, сжать их всех вместе в одного человека и полюбить этого
человека.

Видишь эту руку? Что, если бы в ней оказался нож, которым я распорол
бы всю фальшь, накопившуюся в тебе, что, если бы я мог распороть им стены
всех домов, где спят сейчас тысячи людей?

Было бы над чем призадуматься, если бы в пальцах этой руки оказался
нож, который бы распарывал и вскрывал всю эту отвратительную кожуру,
облегающую миллионы человеческих жизней╗.

Как видите, и здесь говорится о какой-то силе, которая может
сочетаться с нежностью. Я процитирую еще одно из его произведений, более