"Федерико Андахази. Фламандский секрет" - читать интересную книгу автора

носил на поясе, и в котомках у него за спиной можно было обнаружить куски
малахита и лазурита, комья зеленой и охристой земли, а в его лачуге
хранились груды морских раковин, за которыми он специально путешествовал на
побережье и из которых потом изготавливал лучший пурпур, какой когда-либо
видели человеческие глаза.
Его синие краски были истинным сокровищем. Старик исследовал обрывистые
склоны гор от Апуанских Альп до Кьяны и от бассейна Арно до Мареммы и Южной
Тосканы. На горных обнажениях, которые он опознавал по струям бористого
пара, бьющим из расщелин, Кастилец находил настоящие залежи лазурита. Одна
из главных сложностей при работе с этим камнем - его очистка от других
компонентов, содержащихся в породе. Старинные трактаты рекомендовали для
этой цели утомительное дробление и промывку, но такие операции немыслимо
удорожали полученный минерал, к тому же никогда не удавалось достичь
абсолютной чистоты. Никто не понимал, как умудрялся испанец в одиночку
добывать из этого камня красители, полностью очищенные от примесей.
Франческо Монтерга отдавал себе отчет, что каждый дукат, который он платит
отшельнику, приносит ему огромную прибыль и превращается - на практике - в
чистейшие небеса и роскошные одеяния.
Желтые краски были светозарными, как солнце, и опасными, как
преисподняя. Свинец, содержавшийся в прекрасном "неаполитанском желтом",
придавал этому цвету настолько же чистое сияние, насколько ядовитым было его
воздействие. Эти краски нужно было использовать с максимальной
осторожностью. Случайное попадание свинца в пищевые пути означало мгновенную
смерть; попадание на кожу вызывало медленное прогрессирующее отравление,
которое, после болезненной агонии, уносило жизнь несчастного, поддавшегося
на ласку этого влекущего цвета. Франческо Монтерга строжайше запрещал его
использование своим ученикам.
"Черный цвета слоновой кости" Кастилец получал из оленьих рогов. Как
охотник он не ведал жалости. Когда старик вместе со своими овчарками
углублялся в чащу, вооруженный арбалетом собственной конструкции, ни одна из
его охотничьих экспедиций не оставалась бесплодной. Это была методичная и
терпеливая работа. Собаки устремлялись вперед, навострив уши, прильнув
чуткими носами к самой земле. Когда они брали след зверя, то бежали каждая в
своем направлении, образуя окружность площадью до трех акров. Рыча и лая,
даже не видя зверя, все плотнее замыкая круг, они выгоняли оленя на место,
где стоял хозяин. Когда загнанный перепуганный олень попадал в поле зрения
охотника, он получал стрелу между глаз раньше, чем успевал броситься прочь.
Каждый участник охоты оставался со своей долей добычи. Рога, хребет, окорока
и шкура доставались хозяину. Потроха, кишки и прочие внутренности - собакам.
Уши приносились в дар Богу: каждый раз по возвращении домой Кастилец отрезал
их и клал к подножию деревянного креста, который когда-то вкопал перед
входом в хижину. Рога тщательно отделялись от черепной коробки и потом
прокаливались на углях в закрытой посудине. Полученный состав старик заливал
кислотой и кипятил эту смесь, пока она не превращалась в горстку угольков. В
результате получался самый черный и сверкающий пигмент, какой когда-либо
существовал. Как ни странно, все эти вещества изготовлялись с единственной
целью - они без остатка шли на продажу. Чтобы обеспечить материалами для
живописи себя самого, Кастилец прибегал к другим способам - без всякого
сомнения, значительно менее традиционным. Ни одна живая душа не видела его
картин. И на это были свои причины. Хуан Диас де Соррилья писал, повинуясь