"Михаил Анчаров. Как птица Гаруда" - читать интересную книгу автора

- Сынок, бумаги где достать?
- У деда много. Принесть?
Ради тебя, сынок... ради тебя.
- У тебя в спине пуля засела?
- Нет, - отвечает Зотов, - осколок рубля. А откуда бумага-то?
"...Непрядвин, скорее всего, у Сифилитика те тетрадки мои добыл, потому
и лютовал особенно в последний день своей дороги..."
- И краски есть, - говорит сынок, - фирмы Досекина. Я на складе набрал,
а дед бумагу отнял.
- Какой склад?
- Сгорел склад.
Ради тебя, сынок... ради тебя... и ради норова своего.
И стал Зотов заново писать год за годом все десять лет своих
необыкновенных для него воспоминаний, не то случайных, не то приказанных ему
неведомым приказом.
И когда дожил он снова в мыслях своих до девятнадцатого года, до камеры
смертников с высоким горизонтом, и когда пришил ниткой кусок из протокола,
им выдранный, где Аграрий раскрыл о том, что нравственное целое есть
гармония норовов, стоящих, как нота, каждый на своей строке, и что быдло
есть фальшь и кураж, Зотов был рад, что написал и сохранил все это, потому
что этим и уцелел душевно в двадцатом голодном и скорбном году, и понял о
себе, что от норова своего отказываться не станет и не след, а станет искать
свою строку, а куражиться не будет, но и над собой не даст и что он потому
не быдло и быдлу с ним не совладать.
...Прижмись, Таня, поближе. Согреешься. Сынок мне бумагу уворовал.
Склад сгорел, а бумага цела. Говорят, будто Асташенков вернулся и снова с
маркизой, а я теперь богатый, - моя очередь.


7

Свирепую ту весну век не забудет Зотов, скрюченные пальцы ее погоды
тянутся к горлу, хотят дыхание пресечь.
Ходили с войском подвалы обшаривать - не спрятан ли хлеб или золото, но
находили дерьмо и книги, смерзлые талой водой. Весна то туда дернется, то
сюда. Вдох, выдох, вдох, выдох...
"А подвалы грохочут, а штыки кирпичи скребут, и я прохожу мимо мерзлых
книг, спотыкаясь о каменное дерьмо, и не могу те книги взять с собой и
отогреть осторожно, потому что нет у меня дров даже для рождения ребенка
моего и Таниного...
- Повидать бы хоть, какое оно, теплое море... - говорит Таня. - Петь, а
оно правда - черное?
- Синее.
- А почему Черное?
- А хрен его знает... Ты потерпи, потерпи... Не трясет?
- Петя, надо бы мне дома рожать. У чужих людей страшно.
- В родильном доме все же доктора под боком и топят.
- А в доме бабушка... Петь, не молчи, Петя, не молчи...
- Я не молчу. Я семечки лузгаю".
Потом семечки эти Зотову боком вышли, когда ребеночек в родильном доме