"В.Ананьин. Однажды ночью ("Знание - сила", 1961, N 12)" - читать интересную книгу автора

И он повторял, почему-то шепотом, одно и то же:
- Все хорошо, все хорошо, маленький... не бойся... все хорошо.
Потом, кое-как успокоив мальчика, все еще всхлипывающего от боли и от
всего пережитого в эту ночь, и устроив его около большого камня так, чтобы
искалеченная нога его меньше беспокоила, Привалов снял лишний груз и полез
в вездеход.
Он с трудом протиснулся внутрь и долго не мог разобраться в незнакомой
обстановке - все было перевернуто, сорвано со своих мест, и вдобавок
приходилось двигаться по потолку. Свет шел из-под какой-то груды,
оказавшейся перевернувшимся креслом и еще какими-то обломками. Пробираясь
к ней, Привалов наткнулся на что-то и вздрогнул: это была человеческая
нога. По огромному ботинку он узнал Захарченко.
Лихорадочно расшвыряв груду, он увидел его лицо. Добродушное, румяное
лицо украинца было теперь бледно-синим, глаза плотно зажмурены, рот
открыт. Фонарь на груди, видимо, включился при падении или был включен
раньше. Он не разбился по счастливой случайности - на него навалилась
мягкая спинка кресла. Привалов подумал, что Захарченко мертв, и в отчаянии
опустил руки. Потом он решил, что нужно сделать все, что можно.
Он с трудом выволок тело грузного украинца из вездехода, и тут его
взгляд упал на пузырек кислородного указателя на скафандре Захарченки. Он
стоял почти у синей черты! Первой мыслью его было, что аппарат поврежден и
воздух вышел, так как кислороду им должно было хватить еще почти на час.
Но потом подумал: вытек бы, так весь. Оставалось одно (так как и беглый
осмотр аппарата не дал результата): Захарченко намеренно выпустил часть
кислорода. Но зачем? Он думал об этом, закрепляя шланги и открывая вентиль
принесенного им баллона. Потом он что-то вспомнил и посмотрел в сторону
мальчика. Тот спал, всхлипывая во сне. Опять Привалов почувствовал щемящую
жалость к ребенку. Сломал ли он ногу до того, как они его подобрали, или
при падении? Бедный малыш.
Потом Привалов стоял на коленях и напряженно всматривался в незнакомое
лицо украинца, ища признаки жизни. Потом он до боли в руках делал
Захарченке искусственное дыхание (аппарата у него не было) и опять ждал.
Потом через специальные отверстия в скафандре вводил стимуляторы и опять
делал искусственное дыхание.
Когда на неподвижном лице первый раз шевельнулись ресницы и он
убедился, что Захарченко жив, он почувствовал, как сильно он устал. Ему
захотелось лечь и ни о чем не думать. Но он посидел всего несколько
секунд. Затем встал и пошел за Хромовым.
Хромов висел на полу кабины - пол теперь был потолком, - зажатый между
вторым креслом и приборной рамой. Он долго возился с тяжелой рамой, стоя в
очень неудобной позе.
Несколько раз ему казалось, что он никогда не вытащит Хромова и тот
будет вечно висеть на полу. Это было противоестественно, и Хромова,
очевидно, нужно было вытащить. Он рассуждал об этом вслух. Наконец это ему
удалось, и он почти машинально проделал с Хромовым примерно то же, что с
Захарченко. Только кислорода у Хромова было больше, зато он, наверное,
сильно ударился головой и у него была, кажется, сломана рука. В общем он
пострадал сильнее Захарченки. Оба пока не приходили в сознание, но жили,
жили.
Впрочем, он не думал об этом. Он сидел, прислонившись к глыбе, и