"Анатолий Ананьев. Версты любви (Роман)" - читать интересную книгу автора

ЧАС ВТОРОЙ

- Героя, конечно, я не получил, - продолжал Евгений Иванович, - и это,
думаю, вполне справедливо. Да и не в награде, собственно, дело, а в том
состоянии, в каком находился я, когда мы на другой день остановились в нами
же освобожденных Калинковичах на отдых. Тогда никто на батарее еще не знал,
что не утвердят мне Героя, а напротив, все были уверены в этом и относились,
как мне кажется, или, по крайней мере, казалось тогда, с подчеркнутым
уважением и вниманием. Старшина достал где-то комплект нового офицерского
зимнего обмундирования - синие суконные галифе с красным, как принято у нас,
артиллеристов, кантом и защитного цвета диагоналевую гимнастерку, - принес
новые валенки и новую шапку с мягким сизоватым пушистым мехом и положил все
это в избе на стул, перед моей кроватью; комбат называл меня уже не иначе
как Героем, да и хозяйка дома, в котором я ночевал, смотрела на меня не так,
как на всех, а было что-то особенное, матерински заботливое и нежное в ее
взгляде.
Калинковичи запомнились мне тогда низким деревянным городком с избами,
широко, как в деревне, расставленными друг от друга, с огородами, плетнями,
калитками и палисадниками у окон; многие крыши, особенно на окраине, где мы
остановились, были соломенными. Занесенные снегом избы казались маленькими и
чернели издали, как чернели вокруг них и на дороге воронки и наскоро вырытые
и брошенные уже солдатами окопы. Через огороды тянулись глубоко врезанные в
снег следы гусениц, и были видны подмятые танками ограды, разрушенные
бревенчатые амбары и сараи. Город только-только остывал от боя, на вокзале
еще дотлевали склады, догорали цистерны с горючим, пахло гарью, жженым
толом, но уже и тянуло жилым дымком от разожженных походных кухонь. Орудия и
машины мы подогнали к избам, как это и положено для маскировки, старшина
отыскал на задах баньку, и через каких-то пару часов вместе с первой партией
бойцов капитан Филев, я и еще командир второго взвода младший лейтенант
Антоненко, забравшись на полок, с наслаждением обхлестывались березовыми
вениками. Раскаленные камни шипели, когда на них плескали воду, и сухой
чистый пар обжигал лицо, руки, спину. Мы были красные, разморенные и
довольные, когда вышли из бани. До ужина было еще далеко, и я отправился в
свою избу, намереваясь полежать и отдохнуть, но как только прилег на
кровать, незаметно для самого себя заснул.
Разбудил меня ординарец комбата.
"Зовут", - сказал он.
"Что случилось, не знаешь?" - спросил я, подымаясь.
"Нет. Велено позвать, и все".
"Ну хорошо, скажи: сейчас иду!"
Изба комбата через дорогу, идти было недалеко, и я, накинув наскоро
полушубок, вышел сквозь морозные сенцы на улицу.
Стоял поздний зимний вечер, но мне показалось тогда, что уже наступила
глубокая ночь, я долго приглядывался к темноте, прежде чем начал различать
предметы; я помню, как спускался по ступенькам крыльца, держась за холодные
и заиндевелые перила, и, очутившись уже на дорожке, прошел еще несколько
шагов, упираясь ладонью в бревенчатую стену избы. За избою, на той стороне,
скрипя валенками на снегу, прохаживался вдоль машины и орудия часовой. С
минуту я прислушивался к его шагам, да, пожалуй, не столько к шагам, как к
отдаленному орудийному грохоту, к канонаде, которая то, казалось,