"Анатолий Ананьев. Версты любви (Роман)" - читать интересную книгу автора

никогда не думаю об этом. В каждой семье, очевидно, жизнь складывается
по-своему, в зависимости от того, есть ли бабушки и дедушки, кто и, главное,
какие они; мы же с первого дня жили отдельно, вдвоем, самостоятельно, и все
приходилось делать самим, постигать премудрости семейной жизни, и это тоже
обычно накладывает свой отпечаток на воспоминания. Я вижу своих девочек Валю
и Ларочку в тот момент, когда они, одетые в чистенькие школьные формы, в
коричневых платьицах и черных отутюженных фартучках, с желтыми портфелями в
руках готовятся идти в школу, и Наташа еще хлопочет возле них, поправляя
белые нейлоновые воротнички, красные галстуки и коричневые ленточки в
косичках; я смотрю на них издали, находясь возле приоткрытой кухонной двери,
одним ухом как бы прислушиваясь к тому, о чем вещает радио в последних
известиях, а другим - о чем говорят Валя, Ларочка и Наташа, чему улыбаются,
что забавляет и веселит их, и может быть, не столько тогда, в минуту, когда
все происходило, как теперь, чувствую, как дорога и приятна мне эта
будничная, самая обычная сценка семейной жизни, и что, не будь Вали,
Ларочки, Наташи, жизнь оказалась бы неполной, движущейся не в том
направлении, как это только что казалось мне, когда я думал и вспоминал о
Долгушинском отделении и черных вспаханных Долгушинских взгорьях. Валя
учится в пятом, Ларочка в четвертом; но дело в том, что и мы с Наташей
учимся вместе с ними, как бы заново проходим школьную программу. Прежде я не
знал, что люди в большинстве своем дважды оканчивают десятилетку: один раз
сами, второй раз вместе с детьми, а иногда и третий раз - уже с внуками; но
теперь я глубоко убежден в этом и говорю себе: "Ну что же, коль так устроена
жизнь, я принимаю ее и радуюсь ей". То Валя, то Ларочка после полудня, когда
готовят уроки, часто звонят мне на работу.
"Папочка, не получается..."
"Что же у тебя не получается?"
"Задача".
"На движение?"
"Да".
"А ты двигайся, раз на движение, не сиди на месте".
"Ты шутишь, а мне не до шуток".
"Ну, раз не до шуток, то давай уж, читай условие, кто там у тебя или
что движется от пункта А до пункта Б?"
Ничего не поделаешь, приходится записывать условие задачи и, отложив
все, высчитывать, с какой скоростью движутся от А до Б велосипедисты,
автомашины, пароходы, где, на каком километре и в каком часу могут они
встретиться, отправившись одновременно или в разное время навстречу друг
другу; или еще что-то в этом роде, часто настолько замысловатое и
запутанное, что не так-то просто отыскать верный ход решения. Иногда
приходит Петр Семенович из соседнего кабинета. Разумеется, приходит по
служебным делам, но и у него есть в доме ученики, ему тоже случается решать
задачи. "Ну-ка я посмотрю, - говорит он, - может быть, точно такая же, какую
вчера Виктору моему задавали". Бывает, что такая, а бывает, и нет, и мы уже
вместе испещряем цифрами белые листы бумаги. "То ли еще будет, когда
начнутся алгебра и логарифмы!" Да, пожалуй, то ли еще будет! Но я с улыбкой
смотрю на это будущее; я мысленно говорю сейчас в трубку: "Валюша, Ларочка,
берите тетрадки и карандаши" - и диктую решение. Я слышу их радостные
голоса, вижу их лица и вижу склонившегося над столом Петра Семеновича, и все
это вызывает во мне улыбку. А свет все еще горит в номере, ровные края