"Анатолий Андреевич Ананьев. Годы без войны (Роман, Том 2) " - читать интересную книгу автора

от общих фраз к этому конкретному, что волновало ее. Она задавала себе еще
и еще "почему", на которые не было ответа, и не затрагивала лишь самое
себя: почему она пришла к Арсению? Ее поступки (как и всякий человек
думает о себе) не могли быть дурными; ее счастье - это е е, и его нельзя
осудить; счастье же других - это лишь согласие с ее счастьем, и Наташа,
думая так, не только не замечала ничего предосудительного в своих
суждениях, но, напротив, была убеждена, что ничего более справедливого не
могло быть на свете. Она опять мысленно возвращалась к картине похорон,
как эта картина запомнилась ей, и, видя вновь перед собой Галину, как та
вся в черном выступала за гробом, испытывала к ней уже не ревность, а
какое-то более нехорошее и сильное чувство. "Нет, я не отдам его тебе, -
вдруг и решительно сказала Наташа. - Он не виноват", - затем добавила она
(фразу, которую потом будет повторять всем). Ей казалось, что вся
теперешняя ее решимость идет от любви к Арсению, тогда как на самом деле в
ней пробуждалась потребность утвердить себя не любовью, а силой, что в
разное время пробуждается в каждом человеке, она чувствовала эту силу в
себе, и впервые (и незаметно для нее самой) на лице ее проступали черты
женской безотчетной жестокости.


IX


Останавливается только внимание человека на чем-то или на ком-то, но
общая жизнь людей точно так же, как не имеет обратного хода, ни на
мгновенье и ни перед чем не останавливается.
Как ни тяжело было Галине пережить этот день, главное пережить минуты,
когда она, войдя в зал крематория, последний раз подошла к сыну, чтобы
проститься с ним, и как ни казалось ей, что вместе с опускавшимся в провал
телом сына отрывалось и уходило от нее то, что составляло смысл ее жизни
(как ей представлялось теперь), - вместе с отчимом, братом, Николаем и
Шурой она вернулась домой и вместе с ними села за стол, не вполне
сознавая, для чего надо было после похорон есть и пить, но безвольно
подчиняясь тому, что делали все. Остававшейся в доме соседкой был сварен
борщ из свежей капусты и были приготовлены отварное мясо с картошкой и
подслащенный рис с изюмом. Все это, разлитое и разложенное по тарелкам и
блюдам, аппетитно смотрелось, было вкусным и в сочетании с бутылками
"столичной", рюмками и видом самой соседки в фартуке, разомлевшей у плпты
и как бы показывавшей всем теперь свои порозовевшие щеки, создавало
впечатление жизни; и в то время как собравшиеся должны были как будто (на
поминках) говорить о покойном, все, казалось, только и были заняты тем,
чтобы поскорее забыть о нем.
Хорошо о Юрии говорить было нечего, а отзываться дурно не было принято,
и после первых же выпитых рюмок за упокой его души разговор между гостями
и родственниками пошел в самых различных направлениях. Мужчины,
сосредоточившись вокруг Дементия, начали расспрашивать его о Севере и
возможностях заработать там. Шура же со своим недержанием слов и привычкою
все центрировать возле себя (и позабывшая уже, что ей велено было
присматривать за отчимом) принялась рассказывать той самой соседке,
которая сварила борщ и приготовила мясо, как было все у нее (то есть в