"Анатолий Ананьев. Танки идут ромбом (про войну)" - читать интересную книгу авторалице генерала, сразу же бросившееся в глаза Володину, - не возбудило
беспокойства, а, напротив, только сильнее разожгло любопытство лейтенанта. Теперь внимание его как бы раздвоилось: хотелось слышать то, что говорил командующий, и то, что говорил генерал в траншее, видеть полковое начальство - Таболу, Гриву, Пашенцева - и видеть своих бойцов; Володин старался разом охватить и то и другое и потому не мог воспринимать целостно ни разговор командующего с офицерами, ни беседу генерала с солдатами. В траншее Бубенцов сквозь смех спрашивал генерала. - Задали, говорите, стрекача? И генерал отвечал: - Такого задали!... Голос генерала заглушался новым взрывом смеха. Глядя на бойцов, смеялся и Володин, не зная начала рассказа, но услышав его конец, и совершенно неважно было сейчас, кто задал стрекача - танки ли немецкие или автоматчики, или речь шла о каком-нибудь воздушном бое - и кто, какой солдат и на каком участке фронта так отличился, что от него задали немцы стрекача, и что именно было смешного в этом рассказе, но, раз все смеялись, значит, было смешное, и это смешное невольно передавалось Володину. На бруствере подполковник Табола басил: - Маскировать их трудно... - Но возможно! - утверждал командующий. Т . И Володин думал, что возможно, раз об этом говорит командующий, но смутно представлял себе, что маскировать - то ли противотанковые орудия, которые будут поставлены в березняк, но тогда почему подполковник Табола рот, то ли какие-то ловушки для немецких танков, о которых тоже упоминал командующий, то ли еще что-то, чего не слышал Володин, но что, несомненно, должно было быть и имело важное значение для обороны батальона. - На Большом Ферганском работал, - продолжал Бубенцов, все так же весело и задорно глядя на генерала. - В каком году? В тридцать девятом. Володин снова посмотрел на Бубенцова, восторгаясь тем, как запросто его боец разговаривает с генералом, а какое отношение имел генерал к Большому. Ферганскому каналу, зачем приезжал туда в тридцать девятом и приезжал ли вообще и что необычное происходило тогда на стройке канала, о чем теперь непременно нужно было Бубенцову вспомнить и заговорить (наверное, все же была причина, поскольку Бубенцов вспомнил и заговорил), - все это разумелось само собой, и Володин только следил за тем, что будет дальше. - Нельзя забывать волжские бои, Иван Ильич, - говорил между тем командующий фронтом; он стоял лицом к солнцу и не отворачивался, не прикрывал глаза ладонью; казалось, он намеренно подставлял щеки горячим полуденным лучам, и это нравилось ему. - Мы должны использовать все: каждое углубление, каждый кустик, каждую кочку... Сердечная теплота, с какой говорил командующий, напоминая о битве на Волге, и то, как он дружески клал руку на плечо подполковнику Таболе, - все это уже не удивляло Володина, а только подтверждало минуту назад возникшую догадку, что Ватутин и Табола, конечно, старые фронтовые товарищи. Он больше смотрел на Таболу, чем на Ватутина, и почти совсем не замечал ни раскрасневшегося майора Гриву, ни поминутно одергивавшего гимнастерку капитана Пашенцева, ни высокого и стройного, не сказавшего за |
|
|