"Александр Амфитеатров. Женское нестроение" - читать интересную книгу автора

самой жестокой и безсовЪстной марки. И однажды, въ интимномъ и очень бурномъ
разговорЪ на благотворительную тему, въ которой онъ былъ близко и нехорошо
заинтересованъ, онъ крикнулъ мнЪ, пишущему эти строки, жестокiя,
самозабвенныя слова:
- Что вы попрекаете меня христiанствомъ, Евангелiе въ примЪръ
приводите? Что вы въ немъ понимаете? Что вы можете понимать? Вы читали
Евангелiе въ теплой комнатЪ, сытый; a я - на Даниловомъ кладбищЪ, подъ
осеннимъ дождемъ, съ пустымъ брюхомъ... Помню-съ: "алкалъ я, и вы не дали
мнЪ Ъсть; жаждалъ, и вы не напоили меня"... A потомъ я продалъ Евангелiе
кладбищенскому нищему за пятачекъ, a силы пойти, чтобы себЪ хлЪба купить,
мнЪ уже недостало, и я легъ на могильную плиту и сталъ умирать... Вотъ и все
мое Евангелiе. "Алкалъ я, и вы не дали мнЪ Ъсть; жаждалъ, и вы не напоили
меня". Помню это, - и довольно съ меня. Тутъ цЪлое мiровоззрЪнiе!
Если бы всЪ господа благотворители хорошо помнили этотъ стихъ, они
никогда не посмЪли бы давать Евангелiе въ руки голоднымъ людямъ, прежде чЪмъ
ихъ накормить.
Таiсъ, вотъ, я думаю, что и съ этическими воздЪйствiями на мiръ падшихъ
женщинъ мы не будемъ имЪть ни малЪйшаго успеха до тЪхь поръ, пока онЪ будутъ
алкать и жаждать, a мы не сумЪемъ накормить и напоить ихъ иначе, какь при
условiи продолженiя ими той же профессiи, отъ которой мы беремся ихъ
спасать.
МнЪ скажутъ:
- Позвольте. Одинъ изъ наиболЪе существенныхъ пунктовъ программы къ
борьбЪ съ проституцiей въ томъ и заключается, что мы предлагаемъ падшей
женщинЪ замЪнить добычу труда позорнаго заработкомъ труда честнаго.
Милостивые государи! Еще разъ повторю: этика - вещь прекрасная. Но вЪдь
и политическая экономiя - наука недурная. A она, увы! не дЪлитъ труда на
позорный и честный, но лишь на легко добывающiй и трудно добывающiй, при
чемъ учитъ, что благо, добытое трудомъ легкимъ, натурЪ человЪческой
свойственно предпочитать благу, добытому трудомъ тяжкимъ, и что трудовой
идеалъ человЪчества - отнюдь не въ потЪ лица Ъсть свой хлЪбъ, выбирая его
изъ волчцовъ и тернiя, но наибольшая заработная выгода при наименьщей
затратЪ рабочей силы. И еще: однажды обладавъ какимъ-либо благомъ, человЪкъ
не легко примиряется съ его лишенiемъ и очень туго соглашается на сбавку
блага. И потому-то позорный, но легкiй, по доходности, промыселъ проститутки
побЪждаетъ честные, но тяжелые и маловыгодные виды женскаго труда. Потому-то
проститутка, извлеченная изъ дома терпимости или отъ тайной
эксплоататорши-хозяйки и опредЪленная къ какому-нибудь утомительно-рабочему,
a тЪмъ паче къ "черному" мЪсту, почти обязательно обращается чрезъ нЪкоторое
время вспять, оказывается рецидивисткою и до тЪхъ поръ, пока нравственный
уровень нашего общества не поднимется настолько, что честные виды женскаго
труда будутъ дЪлаться, если не вровень, то хоть въ одну треть заработка
проститутки, до тЪхъ поръ я сильно опасатсь, что кадры вреднаго злополучнаго
класса не будутъ задержаны въ прогрессивномъ ростЪ своемъ ни нравственными
воздЪйствiями, ни полицейскими мЪрами.
Если хотите, чисто-проституцiоннаго вопроса не существуетъ вовсе. Есть
только вЪчный, жгучiй вопросъ женскаго подчиненiя и женскаго труда, одною
изъ болячекъ котораго является проституцiя. Мы видимъ въ ней аномалiю, и
она, дЪйствительно, является аномалiей въ общественномъ укладЪ христiанскаго
государства, но аномалiей не самостоятельной, a производной, уродливою