"Александр Амфитеатров. Женское нестроение" - читать интересную книгу автора

отсутствiе нерва, личной возбудимости темою, что накладывало на ея статьи
оттЪнокъ тусклости и трафаретной прямолинейности. Не было новизны, свЪжести
чувства, искренней находчивости, красокъ, изобрЪтательности, образности.
Читаешь ее; бывало: выражаетъ она радость, скорбь, негодованiе, - и все,
какъ будто, не сама она это радуется, негодуетъ, но только справясь въ
кодексЪ литературныхъ приличiй, повторяетъ оттуда наизусть исконную формулу
радости, скорби, негодованiя, въ данномъ случаЪ принятую и давностью
освященную. Беллетристка въ К. В. пропала несомнЪнно очень хорошая. Даже при
проклятыхъ условiяхъ made in Grermany, ея романы, написанные красиво,
осмысленно, безъ вычуръ декадентства, въ мягкихъ акварельныхъ тонахъ,
читались среднею публикою не только съ занимательностью, но и съ пользою. Въ
нихъ дрожали, хотя и слабымъ, но постояннымъ отраженiемъ, свЪтлые лучи
шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ, - перо Назарьевой не осквернилось
проповЪдью эгоистическаго "сверхчеловЪчества", сословной и расовой
ненависти, сочувствiемъ мракобЪсiю и грубой силЪ. Это была труженица
скромная, но честная, гуманная. Миръ ея праху!.. ВЪчный покой ея бЪднымъ,
усталымъ надъ бумагою глазамъ! ВЪчный покой этому грустному и боязливому
взору работницы неудачницы, которой вся жизнь была сплошною борьбою за
существованiе, которая всю жизнь, изнемогая, катила въ гору Сизифовъ камень,
и наконецъ онъ все-таки сбросилъ бЪднягу подъ гору въ раннюю могилу,
раздавилъ ее и накрылъ, какъ грозно-насмЪшливый памятникъ въ честь скорбей и
печалей, переживаемыхъ русскимъ женскимъ трудомъ.

О ревности

1

Ъбiйство въ Царскомъ СелЪ баронессою Врангель сестры своей,
Чернобаевскiй процессъ въ МосквЪ и рЪчи и ходатайства женскаго конгресса въ
ПарижЪ заставили печать и общество снова разговориться на тему о ревности,
мирно спавшую въ архивЪ чуть ли не со временъ "Крейцеровой сонаты".
Признаюсь откровенно. Говоря о ревности, я буду писать о чувствЪ, мнЪ
совершенно неизвЪстномъ, которое я могу вообразить себЪ лишь вчужЪ,
отвлеченно, по конфиденцiямъ добрыхъ друзей и знакомыхъ изъ разряда Отелло,
да по романическимъ книжкамъ съ исторiями о ревности или съ анализомъ ея
психологiи. Я, словомъ, знаю, что есть такое скверное чувство въ разрядЪ
страстей человЪческихъ - ревность, знаю, какъ она выражается внЪшнимъ
образомъ въ поступкахъ человЪческихъ, понимаю ея источники и мотивы; но
рЪшительно не въ состоянiи вообразить ее въ субъективномъ примЪненiи. МнЪ
никогда не случалось ревноватъ, - думаю, что и не случится, развЪ что къ
дряхлой старости натура человЪка, говорятъ, иной разъ мЪняется до корня, и
удовольствiе испытать муки Отелло или Позднышева сохранено для меня
благодЪтельною природою лЪтъ на 70-75. Но старческая ревность, обыкновенно,
относится къ разряду комическихъ явленiй жизни, a не трагическихъ; она
обычный сюжетъ для водевиля, но рЪдко возвышается до трагедiи. Такъ что
удивить мiръ ревнивымъ злодЪйствомъ я, кажется, пропустилъ всЪ сроки. такимъ
образомъ, могу говорить о ревности - "какъ старый дъякъ, въ приказахъ
посЪдЪлый, добру и злу внимая равяодушно, не вЪдая ни жалости, ни гнЪва".
Прошу извиненiя за субъективный и даже автобiографическiй тонъ выше
напечатанныхъ строкъ. Но такiя сомнительныя, неопредЪленныя чувства, какъ