"Александр Амфитеатров. Женское нестроение" - читать интересную книгу автора

средневЪковыхъ просьбахъ о побояхъ.
- Хочу страданiемъ познать, что я твоя! - такова логика жены
Герберштейнова нЪмца.
- Обрати въ адъ подозрЪнiй и мою, и свою жизнь, - тогда я сознаю, что я
твоя! - такова логика современныхъ охотницъ до трагедiй ревности. Для нихъ
любовь прежде всего является чЪмъ-то въ родЪ "наказанiя на душЪ", какъ для
дуры эпохи Герберштейна была она наказанiемъ на тЪлЪ.
Романтическая эпоха, когда ревность, въ качествЪ сильной страсти,
порождающей эффектныя эмоцiи, была особенно въ чести, прославляемая, какъ
чувство, хотя мрачно-губительное, но прекрасное благородное, навязала
потомству предразсудки эти съ необычайною прочностью. Я зналъ и знаю весьма
многихъ мужчинъ, совсЪмъ не ревнивыхъ по существу, которые искренно
стыдились отсутствiя въ нихъ этой способности и - за неимЪнiемъ гербовой,
писали на простой: играли въ ревность, притворялись ревнивцами, при чемъ
инымъ удавалось и въ самомъ дЪлЪ увЪрить себя, будто они ревнивы. ЪвЪрить не
только до громкихъ и страшныхъ словъ, но и до нЪкоторыхъ дЪянiй даже
уголовнаго характера, въ которыхъ потомъ они мало, что горько раскаивались,
но и прямо и откровенно обвиняли себя: сдуру сдЪлалъ! самъ не знаю, зачЪмъ!
Предразсудокъ о "порядочности" ревности создаетъ весьма частое
театральничанье ревностью. Имъ полны романы мальчишекъ, - "на зарЪ туманной
юности". Боже мой! да кто же изъ насъ не вспомнитъ, какъ въ 18-20 лЪтъ онъ
гримировался Отелло предъ какою-нибудь Анною, Марьею, Лидiей, Клавдiей и т.
д. Простите за опять субъективные "реминисансы". Я, напримЪръ, впервые въ
жизни очутился въ ПетербургЪ, на двадцатомъ году жизни, потому что жестокая
"она" вышла замужъ за военнаго офицера, и я всеконечно не могъ! не могъ!! не
могъ!!! оставаться съ "нею" въ одномъ городЪ, дышать однимъ воздухомъ... И я
уЪхалъ въ Петербургъ, разыгравъ такiя сцены отчаянiя, что просто Сальвини
всЪ пальчики перецЪловалъ бы, a главное, и самого себя стараясь держать въ
глубокомъ убЪжденiи, что я дЪйствительно несчастенъ, и жизнь моя разбита, и
всЪ свЪтила потускли, и всЪ радуги померкли. И ужасно злился на себя, когда,
сквозь это театральничавье, вдругъ начинали мелькать настоящiя-то молодыя
мысли: - A хорошо въ ПетербургЪ будетъ въ театръ сходить, Савину посмотрЪть!
a улицы-то, говорятъ, въ ПетербургЪ чястыя, a дома-то огромные! "МЪднаго
всадника" увижу, Эрмитажъ. Славно!.. И старался хмуриться еще мрачнЪе, дабы
окружающiе не замЪтили паденiя барометра моихъ чувствъ и не умЪрили, въ
соотвЪтственномъ отвошенiи своего ко мнЪ сочувствiя. Но въ вагонЪ, едва
поЪздъ двинулся, мнЪ вдругъ стало такъ мило и весело, что я Ъду въ
Петербургъ, что я чуть-чуть не подскакивалъ на скамъЪ... Объ "измЪнницЪ"и по
дорогЪ, и въ ПитерЪ я ни разу не вспомнилъ, провелъ время самымъ счастливымъ
и утЪшительнымъ образомъ, а, вернувшись въ Москву, едва не привалился на
экзаменЪ по римскому праву y БоголЪпова и, зубря лекцiи, со злостью думалъ:
- Очень нужно было ломаться и весь этотъ глупый романъ разыгрывать:
лучше бы въ университетъ ходилъ... Долби теперь на спЪхъ! удивительное
удовольствiе!
Театральничанье ревностью бываетъ не y однихъ мальчишекъ, оно
переходитъ и въ зрЪлые годы - и здЪсь оно опаснЪе, чЪмъ раньше, потому что и
ревность зрЪлаго человЪка, семьянина, опаснЪе по характеру своему, чЪмъ
ревность юнца. Ибо послЪдняя есть, такъ сказать, достигательная, и источникъ
ея - зависть къ чужому преуспЪянию въ любви, либо обидное сознанiе: "близокъ
локоть, да не укусишь". А ревность взрослаго семьянина - охранительная, и