"Андрей Амальрик. СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)" - читать интересную книгу автора

теперь, кто мы такие!"
- Что вы так нагло себя ведете?! - продолжал мой сосед.
- Разве я оскорбил вас чем-нибудь?
- Не меня, вы наше общество оскорбляете вашей клеветой!
- А вы, - сказал я любезно, - говорите сейчас как бы от имени общества?
- Да, от имени общества.
- Вы, я вижу, с недоверием к этому относитесь, Андрей Алексеевич, как и
ко всему другому, - миролюбиво вставил мой правый сосед.
Мы помолчали. И снова левый завел разговор: вы нигде не работаете, ваша
работа - распространение клеветы. "Мы все знаем, выдаете себя за историка,
понимаете ли, всякие враждебные интервью даете - и в них не все правда! Кто
вашу жену вызывал, предлагал ей развестись?! Пишите всякую клевету!"
Я догадался потом, что, видимо, у него так в голове отразилось мое
письмо президенту Форду и премьер-министру Ден Ойлу. Я пишу там, что
советские власти отказываются рассматривать приглашения советским гражданам
от иностранных университетов, и что я и по частному приглашению не смог бы
выехать, поскольку жене моей в выезде было отказано, а я боюсь выезжать без
жены: известны случаи, когда советское правительство не разрешает женам
выехать к мужьям, а мужьям вернуться к женам.
Между тем "Чернов" все продолжал бубнить, что им мои интервью известны,
статья о политзаключенных тоже - "да, лагеря у нас есть, вот для таких, как
вы", - ждут только из-за границы некоторые дополнительные материалы, чтобы
дать мне хороший срок. Я молчал, все эти разговоры - а они утомительно один
на другой похожи - давно мне известны; так мне было неинтересно все это, что
даже неинтересно было сказать ему что-нибудь обидное. Я молчал, но это его,
вероятно, еще более злило.
Тут мы подъехали к границе Москвы. Постовой ГАИ махнул жезлом, чтоб мы
остановились, но мои похитители только усмехнулись - и тот отскочил с
дороги, сам что-то сообразив.
- К вам на родину едем, - сказал мне правый.
- Ну, родился я в Москве, так что скорее едем с родины, а впрочем здесь
все кругом моя родина.
- Да есть ли у вас родина! - снова ввязался левый.
Тут обнаружилось, что едем не туда: шофер не знал дороги. Мы выехали на
кольцевую и через несколько километров снова повернули от Москвы - на этот
раз по Калужскому шоссе.
- Теперь Андрей Алексеевич "Нежеланное путешествие в Калугу" сможет
написать, - все не унимался левый, - мы ведь знаем ваше "Нежеланное
путешествие в Сибирь".
Хотя мне приходили в голову самые мрачные соображения, я теперь
наиболее вероятными считал, что либо меня везут в Ворсино - поселок, где я
прописан и снимаю комнату, и там поместят до конца съезда под домашним
арестом, как это сделали с Иной Рубиной, либо в Боровск - районный центр,
где без всякого "оформления" продержат в КПЗ до конца съезда, как Виталия
Рубина держали во время визита Никсона. Сам Никсон, насколько я знаю, против
этих превентивных арестов никак не протестовал.
"Представитель советского общества" наконец замолчал и больно уперся
локтем мне в бок. Я выждал, пока он поднял руку, чтоб закурить, изловчился и
сам уперся локтем. Было душно, от неподвижности начали затекать ноги. Между
тем мои догадки не подтвердились: мы миновали поворот на Ворсино, затем на