"Жорж Амаду. Военный мундир, мундир академический и ночная рубашка" - читать интересную книгу автора

Так действовал и безрассудный профессор Эвандро Нунес, второй участник
заговора, - тот, кто, по словам Афранио, проявил столь непреклонную
решительность при проведении второго этапа операции.
- Мы добились своего, и я уж был готов остановиться на достигнутом, но
Эвандро не согласился. Он требовал "всё или ничего!".
Академик Афранио Портела никогда не забывал добавить, что битва, в
которой были разгромлены силы международного фашизма и бразильской реакции,
была не только трудной, но и кровопролитной.


МЕЖДУНАРОДНАЯ ОБСТАНОВКА

С каких это пор выборы в Бразильскую Академию приравниваются к битве?!
Тем более что борьба была ограничена рамками этой корпорации и малым числом
участников - их было только тридцать девять человек, тридцать девять живых
академиков. Отнюдь не желая принизить значение выборов нового члена
Академии (выборы, учитывая бесспорный, хотя и оспариваемый престиж звания
"бессмертного", широко обсуждаются в печати и в интеллектуальных кругах),
мы всё-таки хотим подчеркнуть, что речь шла о не очень значительном
событии, которое совпало по времени с грандиозными и трагическими мировыми
катаклизмами, поскольку произошло в самом разгаре второй мировой войны, в
1940 году, когда победно шествовавшие германские войска поставили на колени
Францию, а самолеты Люфтваффе обращали в прах и пепел города и деревни
Англии. Для многих, - может быть, почти для всех - поражение демократии
было предрешено, близился миг всеобщего смертельного оцепенения: это был
вопрос нескольких месяцев или даже недель. Гитлер провозгласил тысячелетний
рейх - мы станем его частью. Настало время страха и отчаяния.
Сколько же поколений будет обращено в рабов за тысячу лет господства
нацистов? В небе над Лондоном было темно от германских бомбардировщиков,
танки захватчиков ворвались на территории европейских держав, Польша
исчезла с карты мира, смолкли венские вальсы, и не произносилось больше
гордое имя Австрии, на древних башнях Праги развевалось знамя со свастикой,
и незаживающей раной горела па груди иудеев желтая звезда Давида. Кровь и
грязь, террор и жестокость, аншлюсы и протектораты, гестапо, СА, СС,
концлагеря, газовые камеры, позор и смерть. Настало время страха и
отчаяния. Время безнадежности.
А в Бразилии под эгидой тиранической Конституции Нового государства и
после введения военного положения - отблеска побед Гитлера и Муссолини -
репрессии достигли пика своей жестокости. Идиллические отношения с
Германией определяли политику правительства: была учреждена цензура, принят
пресловутый закон о национальной безопасности и создан трибунал. Никакой
неприкосновенности личности, никаких свобод, никаких прав: полиция
приобрела неслыханную, ничем не ограниченную власть. В тюрьмах, в колониях,
в подвалах полицейских комиссариатов пытали политических заключенных.
В тот самый миг, когда взволнованный академик Лизандро Лейте сообщал
по телефону полковнику Агналдо Сампайо Перейре печальное и вместе с тем
приятное известие о кончине поэта Бруно - известие, давшее сигнал к
выдвижению сил и средств на исходные позиции, - железнодорожник Элиас,
известный также под кличкой Пророк, висел под потолком в застенке
Управления специальной полиции, а атлетически сложенные сотрудники этой