"Жорж Амаду. Военный мундир, мундир академический и ночная рубашка" - читать интересную книгу автора

хлещет словами, как пощечинами, по лицу оппонента. Интонации его
продуманны, жесты размеренны, осанка и позы величественны. Но случается
порой, что полковник теряет над собой власть - ищи-свищи тогда
невозмутимого и мужественного, непреклонного и сдержанного военачальника,
следа не остается от неколебимого героя, от знаменитого и прославленного
Агналдо Сампайо Перейры.
Этот человек умеет и размышлять, и действовать; он закалён борьбой (не
борьбой, поправляет он, а войной, беспощадной войной с врагами отчизны); он
написал больше десяти книг, высоко оцененных прессой. Он прекрасно
сохранился для своих пятидесяти лет, на смугловатом лице почти нет морщин.
Когда несколько минут назад он говорил о превосходстве арийской расы -
"нам, арийцам, суждено взнуздать и укротить человечество...", - журналист
Самуэл Ледерман при всей затруднительности своего положения не стал
восхищаться силой и энергией этого высказывания, а неожиданно предался
неосторожным и непочтительным размышлениям: интересно, сколько негритянской
крови струится в жилах благородного наездника, укротителя человечества? А
разве хорошо вылепленный, но крючковатый нос шефа безопасности и фамилия
Перейра не выдают его семитские корни, не свидетельствуют о том, что в роду
полковника были "новые христиане", крещеные иудеи, огнем и железом
обращенные некогда святой инквизицией? ("Ей-богу, Сэм, ты прямо какой-то
ненормальный!" - скажет Да, свернувшись в клубочек у ног журналиста.) Это
бессовестная клевета, ибо никому не придет в голову усомниться в том, что
полковник наделен духом истинного арийца.
Да, арийца, потому что полковник, хоть и был несомненным бразильцем в
пятом колене, хоть в его жилах и текла кровь многих рас, отстаивал свои
арийские воззрения упорно и убежденно. В былые годы он создал вдохновенный
труд - книгу "За арийскую цивилизацию в тропиках. Очерк развития
бразильской расы", - поднятый на щит правой прессой, рекомендованный в
качестве учебного пособия для государственных гимназий и некоторых
факультетов, - это гарантировало ее автору большие тиражи переизданий и
высокие гонорары.
Многие дамы считали, что полковник очень хорош собой: им нравились его
широкие плечи, уверенная походка, черные, аккуратно приглаженные волосы,
блестящие от бриллиантина, его энергичное лицо над воротом безупречного
мундира. Он напоминал одного из американских киноактеров, страсть к
которым, подобно какой-то неопасной, но прилипчивой болезни, вроде кори,
охватывала некогда целые континенты. И впрямь, во всём облике железного
полковника, не обиженного ни умом, ни проницательностью, непреклонного и
даже бесчеловечно жестокого, когда дело касалось защиты священных
принципов, было что-то актерское, чувствовалась некоторая нарочитость - и в
том, каким поставленным голосом и с какими ораторскими приёмами произносил
он самые обыденные фразы, и в том, каким пронизывающим инквизиторским
взором, способным, казалось, читать в душах, смотрел на злоумышленников.
Этот взор, кстати, давался полковнику нелегко и требовал от него постоянной
сосредоточенности, потому что глаза ему от природы достались круглые,
невыразительные, совсем не злые и даже наивные.
Газеты, писавшие о полковнике, предваряли его имя весьма лестными и
воинственными эпитетами - "бесстрашный, отважный, мужественный". Похвалы
эти усилились с того дня, когда на улицах Рио-де-Жанейро, столицы нашей
республики, Сампайо Перейра - в то время еще подполковник - во главе