"Жоржи Амаду. Необычайная кончина Кинкаса Сгинь Вода (Новелла, Старые моряки #1)" - читать интересную книгу автора

Сгинь Вода", "философ в лохмотьях", "король отверженных", "прирожденный
бродяга" - так именовали его газеты, а иногда даже помещали его
фотографию. Отец пренебрег своими обязанностями, и, боже мой, сколько
страданий выпало на долю дочери, которой судьба послала такой тяжкий крест!
Но теперь она чувствовала себя счастливой. Она смотрела на покойника:
он лежал в великолепном гробу, одетый в черный костюм, со скрещенными на
груди руками, весь его вид выражал благочестивое раскаяние. Поблескивали
новые ботинки, пламя свечей отражалось в них. Все было прилично, за
исключением, конечно, комнаты. Довольно они страдали и терпели
издевательства! Ванда подумала об Отасилии - вероятно, она теперь тоже
радуется там, на небесах. Ее воля наконец исполнена, благочестивая дочь
снова превратила Кинкаса Сгинь Вода в Жоакима Соареса да Кунья, в доброго,
робкого, послушного Жоакима.
Бывало, стоит только прикрикнуть на него или слегка нахмуриться, и он
на все согласен. Вот он лежит тут, смиренно скрестив на груди руки. Нет
больше бродяги, "короля отверженных", "патриарха нищей братии".
Жаль, что он умер и не может посмотреть на себя в зеркало, пусть бы
увидел победу дочери, победу оскорбленной семьи.
Глубокое удовлетворение сделало Ванду доброй и великодушной. Ей
хотелось забыть эти последние десять лет, вычеркнуть их из памяти, смыть с
себя позор, как смыли грязь с тела Кинкаса служащие похоронного бюро. Она
стала вспоминать детство, школьные годы, свою помолвку "и свадьбу. И над
всем этим стоял кроткий образ Жоакима Соареса да Кунья. Она видела его
сидящим в брезентовом шезлонге с газетой в руке. Отасилия раздраженно
окликала его.
- Кинкас!
И он вздрагивал. Таким она любила отца, чувствовала к нему нежность, ей
даже показалось, что Она скорбит о его смерти. Стоит лишь еще немного
напрячь воображение - и она окончательно расчувствуется, представит себя
несчастной, безутешной Сиротой.
Жара в комнате усиливалась. Морской бриз не проникал через закрытое
окно, да Ванда этого и не хотела: море, порт, бриз, узкие улицы, бегущие в
горы, разноголосый шум - все это принадлежало ему, Кинкасу, былб частью
его беспутной позорной жизни.
С этим покончено навсегда. Здесь место только ей и ее покойному отцу
Жоакиму Соаресу да Кунья, которого она горько оплакивает и который оставил
о себе самую добрую память. Ванда вспоминает давно забытое прошлое. Отец
повел ее в цирк, обосновавшийся на Рибейре в канун праздника вознесения.
Кажется, его еще никогда не видели таким веселым: высокий мужчина, посадив
девочку себе на плечо, хохотал громко, от всей души, - он, который так
редко улыбался. Потом она вспомнила вечеринку, устроенную в его честь
друзьями и коллегами по случаю повышения его по службе. Дом был полон
гостей. Ванда была уже в то время молодой девушкой, за ней начинали
ухаживать.
В этот день Отасилия сияла от удовольствия, она стояла посреди
гостиной, где произносили речи и пили пиво, а Кинкасу преподнесли вечную
ручку. Казалось, что чествуют ее, а не мужа. Жоаким слушал речи, пожимал
руки и принял ручку, не проявив ни малейшего восторга. Похоже, что все это
его раздражало, но у него не хватало духу сказать правду.
Ванда вспомнила также лицо отца, когда ему сообщили о предстоящем