"Ал.Алтаев (Маргарита Ямщикова). Гроза на Москве " - читать интересную книгу автора

- От тебя, государя, славы и почести так велики, что всякий басурман
рад к тебе идти на службу...
Царь нахмурился.
- То-то и бегут от меня холопы, - сказал он презрительно.
- А кто бежит, государь, - продолжал Левкий, - бежит страдник, пустой
человек, из гноища взятый смерд... Тьфу!
Он даже плюнул.
Царь усмехнулся.
- Курбский бежит, - сказал он отрывисто, - не из гноища взятый, а
родовитый князь Курбский...
- Смерд твой он, а не князь, государь, - подхватил Левкий, желая
сказать царю приятное, - пес смердящий, ирод... Изменник...
Царь закивал.
- Изменник, собака... - прошептал он, и рука его крепче сжала посох.
- А доблесть его и прежде не больно велика, - продолжал Левкий. - Как
на Казань ходили, так в ту пору он, князек-то, приотстал да и другим
воеводам заказывал не трогать басурман... трусоват был под Казанью он, так
вот...
Царь с недоумением посмотрел на монаха.
- Трусоват был Курбский под Казанью? - проговорил он, растягивая
слова. - Да в уме ли ты, дурень? Ври, да знай меру!
Царь ударил Левкия в лицо так, что тот покатился; грубая лесть
раздражала его. Он встал и осенил себя крестным знамением.
Пир кончился.
И спустилась ночь над слободою Неволею, и зажглись звезды. Три
сказителя, один другому на смену, ждали в покое, соседнем с царской
опочивальней. С каждым днем усиливалась бессонница царя, и теперь он давно
уже не мог спать без их монотонных сказок.
В опочивальне был Малюта Скуратов.
Он стоял перед кроватью и выслушивал последние приказания царя.
- Нынче в застенок я не пойду, Лукьяныч, - сказал устало царь и
зевнул. - Притомился я.
- Сосни со Христом, - раздался грубый, хриплый голос, и тяжело падали
слова Малюты. - Пошто тебе трудиться?
- Ты уж справься сам, Лукьяныч, да смотри расспроси, кого надо,
накрепко... Пуще всего гляди: князя б Курбского не был тот паренек, что
попался на дороге нашим людям, да еще: спроси из Литвы перебежчика...
Погляди: там у тебя на дыбе ничего не открыл старик, что у брата Владимира
Андреевича в Старице в конюших хаживал? Накрепко допроси.
- Слушаю, государь!
- Иди, Лукьяныч. Иди. К заутрени не проспи.
- Иду, государь. А про тех печатников никакого наказа не будет?
Ереси, слышь, они будто сеют. На Москве так говорят, да и наши люди о том
сказывали. Шурин твоей царской милости, Михайло Темрюкович, сказывает,
ереси Матюшки Башкина и других злоучителей сеют. Всякие нечисти у них тоже
будто на печатном дворе найдены. А народу соблазн. Не попытать ли их
накрепко?
Царь подумал.
- Не надо, Лукьяныч, - сказал он. - Печатный двор я сам строил. Не
надо было шурину напускать на него московский сброд. Да и дорого мне