"Юрий Алкин. Предательство" - читать интересную книгу автора

Иногда я подумывал о том, чтобы открыть их вновь, заглянуть в ту
удивительную дверь, поздороваться с теми, кто жил за ней, пройтись вместе с
ними по знакомым тропам. Но каждый раз меня останавливало опасение испортить
чудесные воспоминания. Я знал, что пути назад нет. Есть лишь один способ
воспринимать книгу так, как будто тебе семнадцать лет - быть
семнадцатилетним. И год за годом я не прикасался к синим книгам, храня свои
впечатления.
И снова все изменил случай. В какой-то газете промелькнула короткая
статья о нем - несколько напыщенная, безликая, напоминающая приукрашенную
выдержку из энциклопедии, одна из тех, что пишут к юбилею по заданию
редакции, а потом перепечатывают из издания в издание. Каким-то странным
образом эта писанина заставила меня открыть одну из его книг, забыв о своих
опасениях. Результат оказался потрясающим. Под увлекательным действием, под
знакомыми лицами таились мысли - его мысли. Но они, как ничьи походили на
мои собственные. Это было мгновенное родство душ, то ни на что не похожее
ощущение, которое испытываешь, встречая в книге фразу, точно отражающую твою
точку зрения. Есть что-то неуловимо волнующее в том, что, живший столетия
назад человек терзался теми же вопросами и приходил к тем же выводам что и
ты. Обычно подобное ощущение не задерживается: страница, другая - и действие
рвет протянувшуюся сквозь года нить. Здесь же все было иначе. Чем дальше я
читал, тем крепче становилось это чувство. Слово цеплялось за слово, мысль
вела к очередной мысли. С чем-то я был безоговорочно согласен, кое-что
подвергал сомнению, а некоторые соображения вызывали яростное желание
спорить. Но ничто, ни одна глава, ни одна страница не оставляла меня
равнодушным. Это гораздо больше напоминало беседу, чем привычный процесс
чтения. Я не мог отделаться от ощущения, что человек, написавший эти строки,
находится где-то рядом и мы говорим, говорим, говорим и никак не можем
наговориться.
В очередной раз я перечитал все, что он написал, благо собрание
сочинений было полным. Ничего интереснее до этого читать мне не приходилось.
Даже жадное внимание, с которым я зачитывался этими книгами в детстве,
несколько бледнело перед этими часами полными обсуждений и споров. Впрочем,
прошлое всегда тусклее настоящего. Но пришел момент, когда последний том был
закрыт и поставлен на место.
А потом зародилось подозрение - смутное, едва уловимое, не имеющее под
собой реальной основы. В третий раз эти романы и рассказы неистово
вторгались в мою жизнь. В третий раз они с неестественной отчетливостью
соответствовали моей душе - до неузнаваемости изменившейся за двадцать с
лишним лет. Лучше чем признанные мастера, сильнее классиков и звезд
современности, он - этот "самобытный, но отнюдь не гениальный" писатель
заставлял меня лихорадочно перелистывать написанные им страницы. Каждый раз
в его книгах было именно то, что я искал в жизни и на бумаге. Каждый раз в
них находили место мои тревоги и надежды, сомнения и вопросы. Словно там, за
этими чуть тронутыми желтизной листами скрывался чуткий, выросший со мной
друг, знавший меня так хорошо как я сам, если не лучше. И чем больше я об
этом думал, тем невероятнее казалась сила этих страниц. Таких книг не могло,
не должно было существовать. Книги детства не могут взрослеть вместе с тобой
до бесконечности - в какой-то момент они превращаются в лучшем случае в
ностальгическую отдушину. Книги не меняются, меняются люди. Но эти книги
взрослели вместе со мной! Придя к такому странному выводу, я внутренне