"Татьяна Алферова. Коломна. Идеальная схема" - читать интересную книгу автора

- Это Самсонов, что ли? - спросил Николай Кошку, та лишь фыркнула. - Ну
конечно, это Гущин. Петя, Петр Николаевич, Любаша его подробно описывала.
Чего он здесь потерял? Мастерская на том берегу. И почему пешком, у него же
пролетка была, он Любу в больницу на пролетке возил.

- На коляске, - внушительно отозвалась Кошка. Она осталась сидеть на
мосту, но слышно было отлично. - Только что Любу отвез. Как обратно из
больницы ехал, заметил Самсонова. Теперь пустился в сыщики играть, коляску
во дворике кинул. Не перебивай.

Николай чуть не упустил Гущина, тот нырнул в дверь. Николай огляделся
по сторонам - бессмысленная предосторожность, он же еще не родился, и шагнул
следом. В сенях пахло березовым веником и пылью, в уголке стояли метлы и
самое настоящее коромысло, об которое Николай споткнулся. Он еще подумал,
что это не по правилам, нельзя споткнуться о коромысло вековой давности, но
у сна своя логика. В маленький коридорчик выходило четыре двери, а
заканчивался он лестницей на второй этаж. Первая дверь была заперта, вторая
отворилась и впустила Николая в довольно большую комнату, разделенную темной
ситцевой занавеской на две неравные части. В комнате стояли старинный резной
буфет, старинный массивный стол, старинное же бюро - в общем, все в комнате
было старинным и просилось на карандаш, а блокнота для зарисовок в кармане
так и не появилось. В углу сочилась скромным теплом железная печка, Николай
заинтересовался ею, но одернул себя и на цыпочках, что не имело смысла,
двинулся к занавеске. В отделенной занавеской части обнаружились кровать под
гобеленовым покрывалом с кучей подушек, высокий шкаф, табурет с блестящим
тазом, похоже, медным, синий кувшин на полу и бледный Петя Гущин, сидящий на
кровати.

От входной двери послышались голоса, разговаривали двое. Один, с легким
акцентом и брюзгливый, выговаривал за оставленную незапертой дверь. Другой,
бархатный баритон, какой нравится женщинам, оправдывался, что выскочил на
секунду распорядиться насчет самовара, боялся, чтобы гостю не пришлось
ждать. Брюзгливый с акцентом повысил голос и сказал что-то резкое, но
по-французски и потому непонятно для Николая. Гущин однако же понял,
побледнел еще сильнее, медленно повел рукой по покрывалу и дернулся,
вытаскивая из-под подушек револьвер. Николай догадался, судя по изумлению
Пети и тому страху, с каким он разглядывал револьвер, что обнаружил Гущин
оружие только что. Под подушки револьвер затолкал хозяин, значит, боялся
своего гостя. Интересно, кто гость и кто хозяин? Гущина здесь не ждали,
прокрался, как вор, как и сам Николай. Николая не должны увидеть, пусть
кошмаром отдает, но сон есть сон, а вот Пете не позавидуешь. Николай на
всякий случай встал между шкафом и стеной - так пряталась Люба у него на
кухне. Гущин сунул руку с револьвером в карман пальто.

В комнате уже вовсю бранились. Но все, собаки, по-французски.
Брюзгливый с акцентом отчитывал бархатного баритона, тот поначалу
оправдывался, после стал сам наскакивать. Брюзгливый заорал, срываясь на
визг, и оба замолчали. Николай решил, что они поубивали друг друга
взглядами, или окаменели, случается же такое во сне, но брюзгливый произнес
по-русски, тихо и отчетливо: