"Любовь Алферова. Хрустальная медуза" - читать интересную книгу автора

Незнакомка задумалась, по лицу ее, как рябь по воде, пронеслись летучие
тени, а когда она заговорила, голос звучал почти сурово.
- Безлюдным стало побережье. А когда-то здесь было много людей,
слышались голоса и смех. Люди затевали игры на золотом песке, купались в
море... Где они теперь?
- Не знаю, - как во сне, отозвался Елизаров, не сводя зачарованного
взгляда с лица незнакомки.
- Чья-то ярость истребила их. Я помню, люди исчезали, когда взрывались
небеса. Может быть, они укрылись где-нибудь от пагубного пекла. Но я брожу
здесь каждую ночь, жду, иногда зову их - и не видела никого. Ты -
единственный...
"И пусть я останусь для тебя единственным! - мысленно откликнулся он. -
Зачем нам люди?"
- Я люблю людей и восхищаюсь ими, - с неизъяснимой печалью утраты
произнесла незнакомка.
- За что же их любить? - обидчиво спросил Елизаров, сжимая в ладони
тонкие женские пальцы. Она сама была как завороженная, в раздумьях и
доверчивости своей: не рассердилась, руки не отстранила. Восхищение и
преклонение, чуть затуманенные скорбью, отразились на ее лице.
- Только людям дан дар любить друг друга и мир, в котором они живут.
Сама земля дана им для радости, как мячик милому ребенку. В любви -
истина, спасение и вечность человечества. Без любви мир станет мертв и
понесется холодным комком среди звездных пустот. А я люблю людей хотя бы
уже за то, что они могут играючи взбежать вон на ту вершину и оттуда
смотреть, как огромно море и необъятно небо.
- Так взойдем же туда вместе! - восторженно, заражаясь игрой, вскричал
Елизаров.
- А ты правда человек? - немного насторожилась она. - Я не ошиблась?
- Конечно! - он привлек ее руку и прижал к груди под рубашкой. -
Слышишь, как сильно бьется сердце?
- Да, сердце... - Она посмотрела на него прояснившимся взглядом. - Но
будем восходить осторожно. Песок слишком горяч и жжет ступни.
"Так обуйся!" - хотел посоветовать Елизаров, но устыдился собственной
глупости и промолчал.
Потом начались чудеса. Они вышли из воды и каждый шаг по зыбкому песку
был медленным и тяжким, словно длился целое столетие. Чего только не
успевал ощутить Елизаров, действительно забывший, кто он и куда стремится,
пока натужно, словно сквозь свинцовый воздух, ступал вверх по склону. Он
был и дремучим дикарем, чья шерсть вставала дыбом от желанья сжать
неуклюжей лапой горячий лепесток огня, и изнуренным рабом, прозревшим от
дерзкой мысли, что он свободный сын природы, и заточенным в келье старцем,
чей смущенный ум бьется над загадкой бытия, и воинствующим гением,
которому открылся круговой ход космических светил. Он изнемогал и снова
обретал силу, каждый шаг был упрям и бесстрашен, как рывок в пропасть, к
освобождению. А нагая женщина легко скользила рядом, будто бы летела, не
касаясь земли, ее горячий взгляд светился, то лаская его, то устремляясь в
неопределенную даль. И от этого не исчезала надежда...
В последнем рывке у вершины Елизаров ухватился рукой за шершавый ствол
сосны, а другой притянул к себе незнакомку. И все сразу стало явным.
Скользкая хвоя под ногами, запах смолы; солоноватый, как от водорослей,