"Любовь Алферова. Хрустальная медуза" - читать интересную книгу автора

запах влажных женских волос... Он жадно сжимал ее послушную руку,
содрогаясь от назойливых и ужасных предположений, что может ее потерять, и
в то же время блаженно веруя, что она дана ему навеки и даже смерти не
будет.
- Подумать только, человек может в любое мгновение окинуть взглядом мир
и вобрать его в свое сердце, - тихо проговорила она. - Да, людям дано
постичь счастье!
Ревнивое чувство охватило Елизарова: она все еще толкует о людях и о
счастье, и это в такую неповторимую минуту, когда они на побережье,
принадлежат только друг другу. Он оттолкнулся от сосны, резко и властно
сжал в объятиях тело незнакомки.
- Людям ничего не дано! - прерывисто дыша, зашептал он ей в лицо. - Они
слепы и суетливы! Я дам счастье тебе, а потом уж им - ради тебя! Я их
переделаю, переломаю, изменю и пусть карабкается каждый на свою вершину. А
эта - наша!
- Бедный! Ты в неведеньи! Я дам тебе прозрение, - горько и отрешенно
прошептала она. Тающий голос слился с беспокойным шумом старой сосны.
Утро обрушилось на Елизарова, как внезапный пожар. Он лежал ничком под
сосной, и дымный ветер с дюн сек его горячей песчаной картечью. Ярилось
солнце, стоявшее довольно высоко. Где-то орало радио, извергая
разухабистую плясовую. Елизаров еле приподнял чугунную голову, ощутил
сильное до тошноты головокружение, и тут же снова уронил ее на руки, но
успел мельком заметить, что внизу, у самой воды старый Кровилион в
спортивном трико делает физзарядку, подпрыгивая в лад бойкой плясовой,
которая неслась из транзистора, поставленного поодаль прямо на песок.
Сейчас Шурику не было ни малейшего дела до профессора. С трудом вдумываясь
в происшедшее с ним, он не искал ответа, во сне это случилось или наяву. В
конце концов, не сном ли кажутся и туманные воспоминания далекого детства!
Совсем другое терзало несчастного аспиранта - трагическое сожаление, что
ночная встреча никогда уж больше не повторится, и ощущение гадливости к
себе за то, что оказался просто-напросто пошляком. Ведь у него одно было
на уме... и поделом свалил его под сосной приступ неведомой болезни. Он не
сомневался, что незнакомка была живая, а ее доверчивость происходила от
невиданной чистоты; может быть, - от безумия, но безумия прекрасного.
Радио в отдаленьи стало орать глуше. Шурик приподнялся, опираясь на
руки, распрямился, не подымаясь с колен, и тогда увидел, что лежит,
прижимая грудью к земле хрустальную медузу. Многоугольной звездочкой она
поблескивала среди прошлогодней хвои и примятых веточек мха. Не без боязни
он протянул руку к странно остекленевшему морскому существу.
"Чудо какое... Откуда же ты взялась?"
Елизаров поднял медузу. Она оказалась прозрачной. Аспирант нацелил
звездочку на солнце и ясно разглядел сквозь хрусталь, что солнышко в небе
ласковое, веселое, а вдали, по чистой сини, даже бегут кудрявые облачка. И
море, видимое сквозь тело медузы, было игривым, с резвыми барашками на
мелких волнах, а у самой воды скакала черная ворона, озабоченно раскапывая
лапками выброшенные водоросли и что-то оттуда выклевывая. Дымный песчаный
ветер стих совсем. Теперь Шурик ясно различал, что радио играет на даче.
Плясовую сменил спокойный вальс. Он вспомнил, что спозаранку обещал быть у
Кракарского, а теперь время, по-видимому, двигалось к полудню. Он сунул
медузу в карман брюк, стряхнул с колен хвою и заторопился. Мысль о том,