"Светлана Алексиевич. Зачарованные смертью" - читать интересную книгу автора

Когда шла колонна солдат, сердце замирало. После войны солдат был
необыкновенный человек, герой. В первом классе я прочла "Молодую гвардию"
Александра Фадеева, "Повесть о настоящем человеке" Бориса Полевого. Самая
большая мечта - умереть! Отдать жизнь за Родину. Моя комсомольская клятва, я
ее до сих пор помню: "Готова отдать свою жизнь, если она понадобится моему
народу". И это были не слова, нас так воспитали на самом деле. Вступая в
партию, я повторила, своей рукой написала: "С Программой и Уставом
ознакомлена и признаю. Готова отдать все силы, а если потребуется, и жизнь
своей Родине". Сохранился мой школьный дневник, я его от всех прячу, потому
что он сегодня наивный, глупый. С моей любовью к Сталину, с нестерпимым
желанием умереть только за то, чтобы его увидеть. Боюсь сама его открыть...
И книги любимые боюсь перечитывать... Сегодня мне страшно прикасаться к
прошлому, будто к чему-то мертвому дотрагиваешься...
Вы хотите знать, как это сочеталось: наше счастье и то, что за кем-то
приходили ночью, кого-то забирали? Как легкая тень пробегала... Кто-то
исчезал, кто-то рыдал за дверью... Не запомнилось... Осталось в памяти
другое: деревянные тротуары, пахнущие теплом, ослепительные парады
физкультурников и слова, сплетенные из живых человеческих тел и цветов,
"Ленин", "Сталин"... На стадионах, на площадях... Был же Берия, подвалы
Лубянки... А я помню, как цвела сирень... Массовые гуляния... И то, как
хотелось всем выразить свои чувства, свою любовь... Сталин - это было что-то
радостное, что-то счастливое. Потом стали говорить, что он рыжий, маленький.
Развенчали. Выбросили из мавзолея. А я продолжала его любить. Я перестала
любить Сталина три-четыре года назад, когда прочла документы...
- Мама, - выпытывала у меня дочь, - неужели ты и вправду верила, что
Павлик Морозов, который донес на своего отца, - герой?
- Да! Тогда была другая мораль.
- Как ты можешь это произнести?! - У нее испуг в глазах.
Зачем мне врать? Клянусь, если бы я убедилась, что мой отец враг, а бы
пошла в НКВД. Это правда. Я была сталинская девочка. После смерти Сталина
родились совсем другие люди, у нас границы поколений сдвинуты: мы делимся на
людей, которые жили при Сталине, и на тех, кто родился после его смерти.
Если вы сидели, прижавшись ухом к репродуктору, и слушали, как каждый час
передавали бюллетень о здоровье товарища Сталина, а в день его похорон
бежали, сливаясь с безумной толпой, на площадь имени Сталина, чтобы застичь
тот момент когда раздадутся траурные гудки, вы - один человек. Когда всего
этого с вами не было, вы этого не знали, не чувствовали, вы - другой
человек. Я очень гордилась нашим соседом, дядей Ваней, он вернулся с войны
без обеих ног, ездил на деревянной самодельной коляске. Звал меня
"Маргаритка", чинил всем валенки, сапоги.
- Ну что, Маргаритка, сдох этот...
Это он о моем Сталине? Я выхватила у него потертые валенки.
- Как вы смеете! Вы - герой... У вас орден...
Два дня серьезно размышляла: пойти мне в НКВД и рассказать о дяде Ване
или не пойти? На второй день возвращаюсь домой: дядя Ваня свалился со своей
коляски и не может встать. Подняться. Пьяненький. Мне стало его жалко. Не
случись с ним такого, может, из меня тоже получился бы Павлик Морозов...
Нет, вы меня выслушайте... Уверяю вас - это личная история, очень
личная...