"Вадим Александровский. Записки лагерного врача " - читать интересную книгу автора

вполне приличную клиническую лабораторию, даже с биохимическими анализами.
Всю свою жалкую лагерную зарплату (а тогда она уже появилась) Юрашевский
посылал на волю жене и двоим своим мальчикам.
В эти мартовские дни на всех лагпунктах проводилась так называемая
комиссовка, т. е. поголовный медицинский осмотр заключенных на предмет
определения годности к работе. Были 1-я, 2-я и 3-я категории.
1-я - все виды работ, 2-я - работы с ограничением физической нагрузки и
3-я - инвалиды, не работающие, некоторые из них, впрочем, допускались к
легким работам внутри зоны: дневальные, кипятильщики и прочее.
Вот такая комиссовка началась и на 3-м лагпункте. Определяли категории
Друккер и вольные доктора, а врачи-зеки принимали чисто медицинское участие,
кратко представляя каждого человека. Друккер, будучи умным и тактичным
человеком, в медицину не лез, сознавая, что он не врач, а зубной техник. Но
все организационно-административные решения принимал только он. Врачам, в
общем-то, доверял, но и строго проверял их всеми возможными способами.
А комиссовка проходила, на мой неискушенный взгляд, очень странно.
Смотрели и слушали быстро, небрежно и поверхностно. Особое внимание
уделялось состоянию кожной складки на животе и упругости ягодиц. Если
складки были упругими, то все хорошо, если дряблыми, то это
свидетельствовало о пониженном питании. Способ был довольно точным и являлся
отголоском недавнего времени, когда в тюрьмах и лагерях свирепствовали голод
и дистрофия, а люди мерли, как мухи, от истощения и непосильной работы.
И вот быстро мелькали врачебные руки, хватая голых зеков то за живот,
то за ягодицы. Для меня это было непривычно и удивительно. Такому в академии
не учили. Истощенных людей довольно много, хотя в это время в лагерях голода
уже не было: кроме лагерного приварка были еще и магазин, и разрешенные
продовольственные посылки. Впрочем, наш лагерь общего режима, в других,
говорят, хуже.
Так несколько часов продолжалась эта работа. В формулярах ставились
рабочие категории, кого-то отбирали для оздоровительного отдыха, кого-то для
двухнедельного ПОО (пункт оздоровительного отдыха), кого-то посылали в
стационар, кого-то с руганью гнали в шею за симуляцию. Машина работала
полным ходом.
Позднее я убедился, что к настоящим больным отношение было, в общем-то,
человеческим. Для них делалось все возможное, вплоть до отправки, в тюремные
больницы Москвы, Ленингра-да и Архангельска. Большая заслуга в этой
гуманизации медицинской службы принадлежала Друккеру. Его сварливость,
бесконечные мелочные придирки, ворчание и внешняя жесткость скрывали за
собой добрую, болеющую за несчастных людей душу. Он, насколько мне известно,
не причинил ни одному своему медику никакого вреда. Ругательски ругая и
придираясь к врачам и фельдшерам, он всегда защищал их перед лагерным
начальством, старался облегчить жизнь и работу. Все это открылось мне позже,
а пока я боялся грозного начальника.
Время шло. Карантин кончился. Я часто ходил на свидание со своими
товарищами по тюрьме и этапу. Их уже распределили по работам. Большая часть
пошли на административные должности. Это были специалисты и
квалифицированные рабочие. Меньшая часть - на общие работы. Кого-то
отправили в другие лагерные отделения, на станцию Ерцево, по дороге
Архангельск - Вологда.
Надо сказать, все эти лагеря были лесными. Работа - валить и