"В.Александровский. Философия морали Им.Канта: Обретение или потеря? " - читать интересную книгу автора

той цели, которая может быть посредством него достигнута, а в той максиме,
согласно которой решено было его совершить; эта ценность зависит,
следовательно, не от действительности объекта поступка, а только от принципа
воления, согласно которому поступок был совершен безотносительно ко всем
объектам способности желания".
То есть, добрая воля не является желанием и не ставит перед собой
целей. Следовательно, интеллигенция этой воли, или умные содержания акта
доброй воли суть иные, нежели у созидающей воли. Так что чистый практический
ум, имманентный доброй воле, не содержит в себе предметов, целей и планов,
но имеет своим содержанием максиму. Что же это такое?
Максима - это моралистическая сентенция, морально-наставительный
афоризм. Кант употребляет это слово в смысле высшего личного принципа,
взятого за неотменимое правило поведения в соответствующей ситуации. Таким
образом, он рисует нам робота, жёстко запрограммированного правилом, и этот
робот, по его мысли, должен моделировать в нашем представлении нравственную
природу человека. Но человек - не робот. И это только кажется, будто высший
принцип поведения, моральная максима, никак не связаны с конструктивным
объектом. На деле такого рода правило не существует в составах воли само по
себе, но есть часть созидаемого образа - образа себя, как "честного
человека", "человека долга", "ответственного гражданина", "достойного
человека" и т.п. Таким образом, воля, определяемая "максимой", вовсе не есть
добрая воля; напротив, это воля кумиро-созидателя и кумиро-поклонника. И мы
знаем со слов Канта, что моральная ценность воли не может заключаться в
объектах. Тогда где же она, если максима на самом деле служит строительству
объекта?
Этим же вопросом риторически задаётся Кант:
"В чем же, таким образом, может заключаться эта ценность, если она не
должна состоять в воле, [взятой] в отношении результата, на какой она
надеется?". И отвечает: "Эта ценность может заключаться только в принципе
воли безотносительно к тем целям, какие могут быть достигнуты посредством
такого поступка". То есть, подтверждает ранее сказанное и возвращает нас к
роботу. Мы можем, конечно, согласиться оценивать поступки ближнего, исходя
только из разумного принципа его воли, придавая таковому принципу высшую
ценность, но для самого волящего - в чём ценность и сила правила, которое мы
ценим в нём? Как он будет следовать правилу, осуществлять принцип воли;
какими силами? Ведь оставить только правило, значит превратить человека в
страдательное существо, подчиняющееся внешней силе; или признать наличие в
нём жёсткой априорной программы, выражающейся в существовании высшего
неотменимого правила, - так что свобода человека существует лишь в пределах
этого априорного структурирования воли. Недостаточно ценить в роботе
правило, не позволяющее ему вредить людям, для того, чтобы робота счесть
человеком: он сам должен свободно ценить в себе это правило, как таковое, не
связывая его ни с какими иными целями.
Кант не может не понимать этого, поскольку связывает нравственность со
свободой: "свобода единственная из всех идей спекулятивного разума,
возможность которой
хотя мы и не постигаем, но знаем a priori, так как она есть условие
морального закона, который мы знаем". Желая сохранить свободу человека, он
прибавляет к уже введённому контрабандой "чувству долга" ещё и "уважение к
закону", обогащая тем самым свою экономию доброй воли: