"Анатолий Алексин. Ночной обыск " - читать интересную книгу автора

вместительная, что в ней были и откидные стульчики. Они производили особое
впечатление. Отец до отказа заполнял машину моими подругами, меня усаживая
впереди, между собой и шофером (мама посадила бы меня даже не на откидные
стульчики, а совсем сзади!). У перекрестка мы с подругами высыпали на
тротуар. А отец на прощание покупал нам по порции мороженого. Первую порцию
он протягивал мне (мама бы угощала меня последней!). Это бывало не каждый
день, но раз в неделю уж обязательно... Подруги перед отцом до онемения
благоговели. "Как хорошо, что мы учимся во вторую смену и утром свободны!" -
помню, провозгласила одна из них. В этом единственном случае мама не
ревновала.
А потом отец стал катать нас с подругами на машине все чаще и все чаще
угощал нас мороженым... Словно хотел, чтобы я накаталась на всю свою жизнь и
налакомилась тоже на всю жизнь вперед. В этой обязательности утренних
праздников появилось нечто совсем не праздничное, какая-то отчаянность,
предчувствие обрыва. И конца всяких праздников... Такое предчувствие я
уловила даже на лице шофера - то услужливого, то с опаской поглядывавшего на
отца и как бы от него отрекавшегося. Я перестала ощущать вкус мороженого - и
без прежнего наслаждения глотала его, как проглатывала страницы учебника по
ненужному мне предмету или урок неприятного мне учителя.

- Ты не любишь Ларису? - спросил в один из дней отец о кукле, как о
живом человеке.
- Почему не люблю? - чтобы не обижать его, солгала я.
- Ты не обязана ее любить только потому, что она... связана как-то со
мной. Ничем не отягощай себя. Тягот и так предостаточно. Тебе и мороженое
надоело?
- Почему надоело? - опять неискренне удивилась я.
- А чего бы тебе хотелось? Ходить в кино, в театр... или в цирк? Скажи
мне. И ходи хоть каждый день! Ладно?
Я почувствовала, что и развлечения он пытается сделать для меня
обязательными... что хочет успеть доставить мне удовольствие. И я заранее
перестала ощущать их вкус, как и вкус мороженого.
Мама продолжала читать в медицинском институте свои лекции по истории
партии. Ее любимым революционным деятелем был Дзержинский. "Железным
Феликсом" она его называть отказывалась.
- Железность не сочетается с человечностью. И каким же он был железным,
если получил разрыв сердца? Сердце может разорваться только у того, у кого
оно есть... Я это сказала сегодня на лекции. Совершенно открыто!
- Пожалей Танюшу... - вновь попросил отец.
- Разве я сказала что-нибудь вредное? Или преступное?
- А наказывают разве только за преступления?
"Наказывают разве только за преступления?" - этот вопрос отца отбирал у
меня спасательный круг.
Нет, мамина прямота не была прямолинейностью и железобетонностью, думаю
я сейчас. Она была честностью... Облеченной в непривычно открытую форму, но
все равно честностью!
- Кому-то выгодно карать невинных людей. Кто-то продолжает
дезинформировать партию... и товарища Сталина. А ты как считаешь?
Зеленые мамины глаза обычно вопреки своему цвету перекрывали дорогу
другим мнениям. А тут они открыли зеленый свет.