"Анатолий Алексин. Ночной обыск " - читать интересную книгу автора

бдительное сидение на табуретке - операция особой государственной важности.
И что нам бы ее не доверили. Он проводил маму таким длинным взглядом, будто
от слова до слова записал ее странный вопрос и по буквам, по слогам куда-то
его передал.
Все поглядывали на служаку с опаской. Все, кроме мамы... Напуганность
от его присутствия сдавливала, спирала воздух в нашей квартире, где всегда -
даже в какой-нибудь лютовавший впервые за двести лет мороз! - форточки были
распахнуты мамой настежь.
Она и тут распахнула форточку:
- Вы бы погуляли лучше на улице. А мы в случае чего его защитим.
И охранник ей подчинился: стал прогуливаться возле нашего подъезда,
пугая жильцов.
- Маня, как же ты так... неинтеллигентно? Мы ведь сами, - отец кивнул
на наркома, - его пригласили.
Отца не раз, я слышала, предупреждали, что "интеллигентность его
погубит". Но он такой гибели не боялся.
- А разве интеллигентно за стол не садиться, в разговорах не
участвовать и только подслушивать? - возразила мама.
- Может, он не подслушивает, а просто слушает?
- Ума набирается? Нет, не ума, Володенька, а сведений. Только
сведений!.. Нечистая сила!
"Нечистая сила"... Это было самое резкое выражение, которое мама себе
позволяла.
Нарком умышленно задремал и участия в переговорах между мамой и папой
не принял. Он знал, когда выгодно дремать, а когда бодрствовать. Но в
отсутствие охранника стал поглядывать на маму еще активнее. Она же, по
собственному признанию, "взглядам" начальства не подчинялась. Так она
действовала в своем мединституте, где преподавала историю партии. Вероятно,
по инерции и на взгляды народного комиссара не реагировала. А он преодолевал
усталость, вызванную интересами государства, интересом к маминой прелести.
Но когда натыкался на безразличие, интерес временно угасал - и нарком уже не
нарочито, а естественно начинал дремать. Потом, вздрогнув всем телом, но
как-то дробно, не одновременно (тело было слишком солидным и вздрагивало по
частям), он мысленно перешагивал в свой наркомат, принимался что-то
подсчитывать в записной книжке. Направляясь к телефону, нарком грузно
наваливался на спинку отцовского стула и консультировался с отцом.
Внешне подвергая его ответы сомнению, он тем не менее записывал их. И
делал это с видом учителя, собирающегося поставить за ответ тройку.
Заблокировав по бокам трубку рукой, звонил, давал неслышные нам указания.
После этого подчинялся усталой дреме, чтобы из подчиненного минут через
двадцать вновь превратиться в руководителя. Но он ни разу не превращался в
него, минуя отца! В наркомате было много управлений, отделов и трестов,
однако единственный трест, без которого нарком не мог обойтись и часа,
назывался "мозговым трестом". А это как раз и был мой отец...
- Какой-то ненасытный аппетит на отцовскую мудрость. Слава Богу, что
она, кажется, неиссякаема! - с гордостью, приглушенной легким упреком в
адрес наркома, говорила мама.
Отец был заместителем наркома, и я не понимала, почему "заместителем",
если нарком с ним непрестанно советовался.
- Он потому и нарком, что не боится советоваться, - объяснил мне отец.