"Анатолий Алексин. Ночной обыск " - читать интересную книгу автора

И добавил: - Он никогда не спит.
- А у нас дремлет...
- Я для того его и зову: должен же человек когда-нибудь отключаться. И
общаться с людьми не по делу!
Мне в отличие от отца было ясно, что приезжает к нам народный комиссар
не для общения с народом, а для общения с мамой. Хотя бы на расстоянии.
Мужчинам доставляло удовольствие просто видеть ее. Это я четко осознавала
даже в свои одиннадцать с половиной лет. Осознавала и то, что нарком ищет у
нас не покоя, а как раз того, что людей покоя лишает. Я не умела еще так
формулировать свои впечатления, но и не будучи сформулированными, они были
весьма безошибочны. Дети реагируют острее, чем взрослые, на все, что не
требует опыта. Это я поняла, лишь приобретя опыт.

Иногда мама просила комкора не петь при мне каких-то романсов.
- Не позволяет аудитория! - говорила она.
Было странно, что меня называли тяжеловесным словом "аудитория". Затем
меня отправляли спать. И я думала, что именно тогда комкор и начинает петь
то, что, по мнению мамы, не должно было проникать в мои уши, а через них еще
глубже.
Я страдала, когда подчеркивали не только хрупкость моего телосложения,
но и детскую хрупкость моего сознания.
Раздираемая обидой и любопытством, я однажды решила подслушать, что же
все-таки в мое отсутствие исполняет комкор...
Но он ничего не успел исполнить: мама вдруг отобрала гитару и вернула
ее на стену, где она обычно висела, - рядом с портретами двух бабушек и двух
дедушек. Всех их на этом свете давно уже не было, а гитара напоминала, что
песни, переживая людей, которые их любили, доносили до нас отзвук их надежд
и мечтаний.
Двух дедушек и одну из двух бабушек я на земле не застала. А мамина
мама растила и воспитывала меня до семи лет.
- Мечтаю повести тебя на первый школьный урок!
Но повести меня в школу бабушке не довелось.
Мама и отец хотели, чтобы у них родилась девочка. Я откликнулась - и
выполнила это желание! Два дедушки и одна бабушка, хоть и не дожили до дня
моего рождения, но тоже ждали меня, как уверяла мама, с большим нетерпением.
И только та бабушка, которая дождалась, грезила не внучкой, а внуком. От
планов своих она не отказывалась и, когда я наконец родилась, сделала вид,
что план ее выполнен: я-де хоть с виду и внучка, но фактически внук. Первой
игрушкой, которую она лично мне подарила, был качающийся - то опускающий, то
гордо вздымающий голову - конь. "Конная Буденного, дивизия, вперед!" -
командовала бабушка, руководившая много лет хором в кавалерийской воинской
части, - и я, подчиняясь команде, целыми днями качалась в седле.
- Никто пути пройденного у нас не отберет! - уверяла бабушка.
- Отобрать его можем только мы сами, - вполголоса, я слышала, возразил
ей как-то отец.
В знак протеста бабушка расправила красный матерчатый бант, который
торчал у нее на груди и в приятные, и в горестные дни. Бант был волшебным:
он не выцветал, не терял своей боевитой окраски.
Мама тоже была уверена, что никто не отберет у нее ни "пути
пройденного", ни того самого бесценного, что она обрела на этом пути: меня,