"Анатолий Алексин. Здоровые и больные " - читать интересную книгу автора

часто высказывалась за двоих. Проявления чувств они считали непозволительной
слабостью. "К чему напрягаться? - провозглашала Маша от их общего имени. --
Не следует напрягаться!" Главные жизненные установки и выводы она, как и
докторские советы, повторяла дважды, втолковывая их собеседникам и утверждая
в своем собственном сознании.
Маша и Паша не любили ничего "сверхположенного", но положиться на них
было можно.
... Первый конфликт между мной и главврачом произошел, когда Маша и
Паша решили окончательно соединить свои жизни.
- С одним из них нам придется расстаться.
- Тогда уж сразу с тремя!
Командир гусарского полка был восхищен моим рыцарством, но огорчен
неразумностью. Сперва он захлопал: ладонь и пальцы одной руки полностью
совпали с ладонью и пальцами другой:
- Ого, мушкетерство! В наш век это такая же исчезающая драгоценность,
как серебро. Но интересы коллектива Владимир Егорович? При всех
обследованиях это супружество будет вноситься в графу недостатков.
- В больнице существуют только интересы больных, ответил я. - И
обследовать здесь должны не состояние семейной жизни врачей, а состояние
тех, кого они лечат. Это с точки зрения истины. А теперь с точки зрения
демагогии, столь любимой всякими комиссиями и обследованиями... Соединять
мужа с женой - это хорошо, прогрессивно, а разъединять - плохо,
реакционно. Вы согласны, Семен Павлович?
- А если начнутся декретные отпуска? Накануне на мой вопрос о детях
Маша ответила:
- Чего не будет, того не будет!
- Почему? - подал голос будущий муж.
- Не напрягайся, Паша! Без моего участия это произойти не может, а с
моим - не произойдет.
Но я таких гарантий давать не стал.
- Вы же, Семен Павлович, не мыслите жизни без...
Я указал на стекло, под которым хохотал, капризничал и восторгался
окружающим миром его сын. Фотографии прослеживали путь Липнина-младшего от
родильного дома до порога технологического института.
- Ну что ж, второй раз отступаю. Или, точнее сказать, уступаю. Второй
раз!
Он вел счет своим уступкам и отступлениям. Оплата по счету ему нужна
была лишь одна: мое послушание.


В каждом отделении у Семена Павловича было свое доверенное лицо или,
употребляя его, липнинскую, терминологию, был свой телохранитель. У нас
таким лицом являлась старшая медсестра, которую, как монахиню, звали сестрой
Алевтиной.
Сначала сестра Алевтина подавляла хрустящей, накрахмаленной
чистоплотностью, а потом краткостью и категоричностью аргументов, основным
из которых и все завершающим был один: "Это распоряжение главврача".
Указания его касались прежде всего проблем госпитализации и кому какое
внимание следует оказать. Тут у Семена Павловича была детально разработанная
система, своего рода шкала ценностей. Он предпочитал госпитализировать людей