"Олег Алексеевич Алексеев. Горячие гильзы (Повесть) " - читать интересную книгу автора

будет конца - по полю текла страшная зелёная река.
Солдаты не кричали, не стреляли - просто шли и шли, и от этого было
ещё страшней. Рукава их мундиров были закатаны, в руках - карабины и
автоматы. Пулемётчики несли на плечах ручные пулемёты, похожие на длинные
головни. Чёрные лопатки, обшитые войлоком фляги, гранаты с деревянными
ручками - всё было чужим, незнакомым, пугающим. Пугала и песня, дикая,
хриплая. С ужасом смотрел я на лица солдат, небритые, грязные и весёлые...
Прямо по полю катились танки с крестами на башнях. Тупо покачивались
их короткоствольные пушки. Люки танков были открыты, на броне сидели
поющие пехотинцы.
Мать словно подломилась, тяжело осела в траву. Вдруг загремели
выстрелы. На круче стояли солдаты, ликуя, палили вверх...
- Будто совсем победили, - нахмурилась мать.
К матери бросилась наша соседка Матрёна Огурцова:
- Люди говорят, за лесом поле зелёное от их мундиров.
- В России полей много, - негромко ответила мать.
Посреди деревни стоял целый воз пятнистых фургонов, запряжённых
парами коней-тяжеловозов. Будто пароход, дымила полевая кухня на колёсах,
как у грузовой машины.
Саша Тимофеев уверял меня, что фашисты по виду похожи на чертей из
старинной книги. И вправду, на шлемах чужеземцев были коротенькие чертячьи
рожки. А вскоре я увидел почти настоящих чертей. В нашем саду стояли три
пчелиных колоды. Незваным гостям захотелось вдруг мёда. Боясь, что их
покусают пчёлы, солдаты надели на руки чёрные кожаные перчатки, натянули
на лица противогазы с огромными глазами-очками и зелёными дырчатыми
банками, похожими на свиные рыла. Немцы разворотили колоды, тесаками
кромсали золотые медовые соты. Над касками, негодуя, гудел пчелиный рой...
Фашисты вели себя так, словно они, а не мы, были хозяевами в деревне.
Люди не решались войти в собственные дома, стояли на улице. Мать поставила
корову в хлев, и мы спрятались в сарае. Серёга держал на руках кота
Ваську. В сарае было темно, пахло гнилым сеном, мышами. В углу темнела
глубокая нора, там жил хорь.
В темноту вошла тётя Паша Андреева.
- Устроились? А мы в нашей бане. Будет страшно - приходите к нам.
- Спасибо, - ответила мать, провожая соседку.
Я лёг на сено, прижался к щелястой стене. Возле нашего дома суетились
солдаты. Двое немцев свалили берёзу, что росла около крыльца, и, сбив
топором ветки, распилили комель на аккуратные кружки. Пришёл ещё один
солдат, с кистью и банкой краски, старательно вывел на каждом кружке
цифру. К каждому дому прибили по кружку. Прежде никаких номеров в нашей
деревне не было: мы и без того знали, кто где живёт...
На дворе пыхтела походная кухня, одуряюще пахло консервами.
Меня резко толкнул Серёга. Я ахнул: калитка в нашем огороде была
распахнута, на грядах спокойно паслись немецкие кони. Не помня себя от
ярости, я вылетел из сарая, схватил хворостину, налетел на коней, принялся
хлестать их что было силы.
- Вон, вон, окаянные!
Ко мне бросился повар в коротком белом халате и серых кованых
сапогах. Подбежал, сбил с ног, принялся топтать сапогами. Я закричал от
боли: сапоги были будто бы каменные.