"Михаил Алексеев. Карюха (Дилогия - 1) " - читать интересную книгу автора

сарая, стали ждать, сами еще толком не зная чего.
- Ведут, ведут! - первым заорал я со своего наблюдательного пункта,
завидя, как из проулка два здоровенных мужика выводили серого жеребца. Отец
выскочил во двор и распахнул ворота. Красавец нетерпеливо заржал. Державшие
его упирались вперед ногами, а орловец, поднявши морду, нес их, не чувствуя
тяжести. Карюха забеспокоилась, подняла голову, сначала по всему ее телу
легкою волной пробежала дрожь, она сомкнулась с протяжным,
испуганно-радостным и тоже нетерпеливым, зовущим ржанием. От этого ее крика
и оттого еще, что Карюха стала по-молодому перебирать ногами, метаться у
привязи, лицо отца озарилось детски глупой и по-детски же счастливой
улыбкой.
- Слава богу... слава богу! - твердил он.
В общем-то большой наш двор сделался вдруг маленьким и тесным, когда в
него, пританцовывая и вздымаясь на дыбки, вбежал жеребец. Куры подняли
переполошный крик, разлетелись по плетням и крышам, черный кобелишка по
кличке Жулик, нерешительно тявкнув, нырнул под калитку и только уж в
огороде, полагая свое место безопасным, залился пронзительно-визгливым лаем.
Усугубляя суматоху, откуда-то выкатилась прямо под ноги жеребца свинья; конь
взвился на задние ноги, заржал, затрепетал гладким жилистым брюхом; свинья
хрюкнула, попыталась было вслед за Жуликом нырнуть под калитку, но застряла
там и завизжала. Отец ударил ее черенком лопаты, и калитка была сорвана с
петель. Гулкий свинячий "ухр-ухр-ухр" покатился по огороду.
- Ну, теперя, Миколай Михалыч, гляди не оплошай!
С этими словами Михайла (так звали хозяина жеребца) и его сын, с трудом
удерживая под уздцы, повели серого к оробевшей и ставшей совсем крохотной
Карюхе. Он легко взлетел над ее крупом, оскалился, изогнул и без того крутую
шею и хищно вцепился длинными желтыми зубами в Карюхину гриву. Застоявшийся,
нетерпеливый, охваченный пламенем любви, жеребец, очевидно, нуждался в этот
миг в какой-то помощи. Но отец мой оплошал, он не сделал того, что должен
был сделать. Опустошенный, вялый, жеребец тяжко опустился на землю. Карюха
прижала уши, взвизгнула и, высоко подбросив зад, больно лягнула его.
Обозлившийся хозяин, оттолкнув моего отца, все еще пытавшегося как-то
поправить дело, повел орловца к воротам.
- Говорил, гляди в оба. Теперь пеняй на себя, - сердито ворчал
Михайла. - Во второй раз Огонек не подымется. Да и платить бы тебе пришлось
заново. Так что...
Я считал своего отца если не сильным, то все-таки достаточно гордым,
чтобы стерпеть такую обиду. Был он смелым солдатом в первую мировую войну и
храбрым бойцом в гражданскую. Вообще не из робких. А сейчас вот стерпел.
Жалкий, трясущийся, только что не плача, он хватал Михайлу за пиджак:
- Кум... кум... не губи, детишки у меня!..
- Не могу, и не проси, Миколай Михалыч.
Но тут отцу подоспела помощь. Мать, почуя неладное, быстро наполнила
большую кружку самогоном, положила на кусок черного хлеба ломтик сала и
выскочила во двор. Преградила путь Михайле, заголосила, запричитала:
- Куманек, родненький... не откажи, выпей первачку... толечко ночесь
нагнали... и куды ты торопишься, Василич?.. Яишенка ждет, и картошки
нажарила с салом... Поди в избу, родимай!..
- Ну, ну, кума... вот разве что только для тебя один-единственный
глоток...