"Михаил Алексеев. Карюха (Дилогия - 1) " - читать интересную книгу автора

тревога за товарища взяла верх. Прижав палец к тому месту, откуда била
кровь, я ощутил жесткую головку шипа от сухого терновника. Благо ногти мы
никогда не стригли (откусывали, когда они уж слишком были длинны), я
подхватил колючку, точно клещами, и единым рывком выдернул ее из пятки.
Колька взревел пуще, но я ему показал виновницу его страданий, и он
постепенно успокоился. Че-стно заслуженный и торжественно врученный ему мною
кусок хлеба вернул приятелю великолепное расположение духа. Он даже мне
отщипнул малую толику.
- Ешь и ты, - сказал великодушно.
Съели мигом. Корочку Колька упрятал в штаны.
- Для сестренки, - сообщил доверительно. Немного помолчали, почему-то
погрустнев. Потом Колька спросил:
- А дашь покататься на Майке?
- Она ж еще жеребенок, - сказал я.
- Когда подрастет, чай.
- Тогда дам.
- А у нас нету лошади, - сказал Колька.
- Я знаю. И обязательно дам тебе покататься на Майке. Решив так, мы
опять повеселели, мир раздвинулся для нас, стал опять просторен, и мы уж не
знали, есть ли у него край и можно ли дойти до края света.

11

К осени принарядилась не Настенька, а наша Майка. К первому снегу она
окончательно сменила темные свои одежды на светло-серые в крупную крапинку,
с сизовато-голубым отливом, и не Настенька, а Майка по наряду своему была
похожа на невесту. Теперь на добрую четверть она была выше Карюхи, как-то
сразу и много потерявшей в виду породистой дочери. Прежде не бросавшаяся в
глаза людям Карю-хина неуклюжесть стала вдруг очевидною для всех. И большое,
отвислое пузо; и короткие, искривленные работой ноги; и жиденькая,
обшарпанная метелка хвоста; и такая же реденькая, куцая грива, из которой
как я ни старался, но все-таки не смог выдрать репьи; и расплюснутые, с
большими трещинами копыта; и короткая шея, оттянутая тяжелой головой книзу;
и, наконец, сама голова с глубокими провалами надглазий и неряшливо
оттопыренной губой - все это рядом с точеным, словно бы изваянным телом
Майки выглядело удручающе некрасиво. Но, как всякая мать, все отдавшая
своему детищу, сама-то Карюха едва ли была удручена.
Все чаще на нашем подворье появлялся дед. Иногда он не заходил в избу -
постоит посередь двора, полюбуется юной рысачкой, похлопает по крутой
лебединой шее, по высокому раздвоенному заду, поласкает всю добрыми своими
глазами и тихо удалится. Карюха при этом не стронется с места, не прижмет
ревниво ушей, не скосит злых глаз в сторону бывшего своего и старого
хозяина. Она и прежде дружила с ним: дед никогда не бил ее, даже кричал не
громко и не сердито, когда они отправлялись с извозом в Саратов. Теперь ей и
вовсе было радостно оттого, что он ласкает Майку и явно радуется, что умница
Карюха уродила этакое чудо.
А вот дядя Петруха и дядя Пашка перестали бывать у нас. Может, потому,
что много своих забот появилось после раздела, может, еще почему-либо,
откуда нам знать? Отец навещал братьев, а они его нет. Приходил от них
всегда чем-то встревоженный, сумрачно-молчаливый, и ровное настроение