"Бурная ночь" - читать интересную книгу автора (Рэли Дебора)

Глава 19

Стараясь скрыть самодовольную усмешку, вызванную потрясением Порции, он вернулся к своему занятию: продолжал целовать ее шею, в то время как руки его трудились, расстегивая тяжелое шерстяное платье.

Как ни странно, он не почувствовал смятения, какое должен был бы почувствовать, осознав, что поклялся женщине в неувядающей бессмертной любви. Ведь это было равноценно предложению вступить в брак. А на это ни один джентльмен не пойдет с легкостью.

Но, ощутив вкус ее атласной кожи, Фредерик почувствовал полное удовлетворение.

И произошло это, неохотно признался он самому себе, оттого что он давно уже в своем сердце принял правду о собственных чувствах к ней.

– Фредерик!.. – выдохнула Порция, впиваясь пальцами в его плечи, в то время как он пробовал на вкус нежную, бурно бьющуюся жилку у нее на шее.

– Гм…

– Что вы сказали?

Фредерик сорвал с нее тяжелое шерстяное платье, под которым обнаружил изящную кружевную сорочку. Он с улыбкой обвел пальцем прелестную розочку, вышитую на корсаже. Ну как можно было не обожать Порцию?

Такая строгая и властная на вид, на поверку она оказалась нежной и женственной.

Восхитительное сочетание, которое смогло очаровать его навсегда.

– Думаю, вы меня слышали, – сказал он, ловко распутывая атласные ленты и обнажая ее прекрасные груди.

– Но… – Порция с шумом вдохнула воздух, когда прикосновения Фредерика превратили ее сосок в твердый бутон. – Фредерик, остановитесь! Когда вы прикасаетесь ко мне, я не могу ясно мыслить.

– Ясно мыслить мы будем позже, – выдохнул он, проводя руками по ее шелковистой коже. – Много, много позже.

Она издала горловой звук, когда его пальцы принялись играть ее локонами.

– Да, возможно, вы правы, – хрипло ответила она.

– Вам предстоит узнать, детка, что я всегда прав, – поддразнил он. Из его уст вырвался стон, когда Порция принялась неуклюже срывать с него галстук и сражаться с пуговицами сюртука.

Он не лгал, когда приглашал Порцию в свои комнаты, уверяя, что хочет только поговорить. В тот момент он думал лишь о том, что расскажет ей о своем открытии.

Но, увидев ее стоящей здесь и яростно утверждающей, что он вполне способен быть дворянином и лордом, его охватила жажда доказать, как много она значит для него, как он нуждается в ней, как желает, чтобы она оставалась в его жизни, какой бы эта жизнь ни была.

Объединив свои усилия, они сумели освободить Фредерика от одежды, и их движения становились все более поспешными, а его рот, наконец, добрался до ее губ и завладел ими.

Его беспокойные мысли потонули неизвестно где, когда соприкоснулась обнаженная кожа их тел. Волна страсти, жара и безграничного наслаждения обдала Фредерика, когда его дрожащая рука нашла заветное место.

Он чувствовал, что еще немного – и он опрокинется через край пропасти, но он хотел убедиться, что может дать Порции наслаждение, пока окончательно не потеряет рассудок.

Из его груди вырвался стон, а пальцы погрузились в ее медовую сладость. Желание Порции нарастало с каждой минутой, пока, наконец, бедра не поднялись навстречу его руке.

Фредерик оказался не готовым к тому, что она рванула его за волосы и потянула к себе.

– Подождите, Фредерик, – пробормотала она.

Подождать? Фредерик подавил готовый вырваться неуместный смех, оценив ее невинность. Она не понимает, что наступает момент, когда дольше ждать невозможно.

– В чем дело, детка? – напряженно прошептал он.

– Я хочу, чтобы ты оказался во мне.

Фредерик отпрянул, чтобы увидеть ее лицо, его тело содрогалось от мучительной потребности глубоко погрузиться в нее.

– Ты уверена, Порция?

– Уверена.

– Господи…

Дыхание со свистом вырвалось из его груди, когда она твердою рукой направила его, и он, наконец, скользнул в сладостный жар ее тела.

Далеко не в первый раз Фредерик занимался любовью с женщиной, но когда он достиг вершины наслаждения и тело его содрогнулось от этой сладкой судороги, Фредерик вскрикнул, потрясенный остротой ощущения.

Секундой позже наступил черед Порции, и, крепко сжимая ее в объятиях, Фредерик устроился рядом.

– Я люблю тебя, детка, – прошептал он, прижимаясь губами к нежной коже ее виска. – Я всегда буду тебя любить.

К его удивлению, Порция зажала ему рот рукой, и лицо ее омрачилось.

– Нет, Фредерик, не говори этого, – предупредила она. – Не сейчас.

Фредерик хмурился, глядя на ее раскрасневшееся, влажное лицо. Она выглядела как женщина, удовлетворенная обожающим ее мужчиной.

Так почему она не хотела слышать его уверений в любви?

– Почему не сейчас? – спросил он.

Порция потянулась к одеялу и прикрыла их переплетенные тела то ли из скромности, то ли из желания выиграть минуту, прежде чем ответить. Он не мог решить почему.

– У тебя и так полно забот. Есть о чем подумать, – сказала она, наконец, и положила голову ему на плечо. – Важно, чтобы ты обдумал то, что узнал о своем рождении, это много значит для твоего будущего.

Фредерик зарылся лицом в ее пахнущие розами волосы, смутно понимая, что самое подходящее для нее место – его объятия.

– А что, если я предпочитаю подумать о том, что значишь для моего будущего ты?

Она замерла, будто испугалась его слов.

– Пожалуйста, Фредерик, – хрипло попросила она.

Фредерик нахмурился, озадаченный ее недоверчивостью. Неужели она хотела предупредить его, что не отвечает на его чувства? Или пыталась защитить себя от разочарования? Может быть, опасалась, что он окажется таким же непостоянным и ненадежным, как ее жених?

Взгляда на ее упрямое лицо было достаточно, чтобы понять, что каковы бы ни были причины ее сдержанности, ему не удастся их узнать. По крайней мере, сейчас.

– Я готов отложить нашу беседу, детка, – неохотно согласился Фредерик. – Но не обольщайся ни на мгновение, что это конец.

Глаза ее сузились, но она была слишком умна, чтобы спорить. Вместо этого она умело направила разговор в другое русло, несомненно, чтобы отвлечь его.

– И что ты намерен делать с полученными сведениями?

Фредерик с отсутствующим видом провел пальцами по обнаженной коже ее руки, черпая утешение в том, что ее теплое тело так близко от него.

– Я не знаю.

– Ты хочешь, чтобы твой отец признал тебя публично своим законным сыном?

Он издал короткий напряженный смешок:

– Ну и вопрос!

Порция запрокинула голову, чтобы видеть его неприкрытое замешательство.

– Кажется, ты хотел бы добиться своего законного места.

Фредерику не пришло в голову осудить Порцию за ее недоумение. Какой человек, обладающий хоть маленькой толикой здравого смысла, не захотел бы избавить себя от чудовищной ошибки? Кто не захотел бы превратиться из презренного бастарда в уважаемого джентльмена?

Однако он давно открыл для себя, что, приобретая что-то, чем-то жертвуешь, и это закон природы. Особенно если речь идет о чем-то, что резко меняет твой образ жизни.

И он подумал, что не станет принимать решения до тех пор, пока не убедится, что готов приносить жертвы.

– Конечно, соблазнительно потребовать признания своих прав, – медленно вымолвил он. – В конце концов, моя мать заслуживает того, чтобы ее репутация была восстановлена, даже если я буду единственным, кто способен это оценить. Она… – Он удивился тому, что голос стал глухим от обуревавших его чувств. – Я думаю, она бы хотела этого.

Прекрасные синие глаза потемнели: Порция понимала и сочувствовала ему.

– Думаю, хотела бы.

Его руки сжали ее крепче.

– Нет сомнений в том, что стать дворянином на законном основании значит открыть все двери, закрытые для меня до сих пор.

– Более того, – сухо ответила Порция. – Появится красивый и умный джентльмен, в придачу баснословно богатый! О, люди света будут сшибать друг друга с ног, спеша приветствовать тебя. Особенно будут усердствовать матроны с дочерьми на выданье, впервые вывезенными в свет в надежде найти мужа в этом сезоне.

Фредерик и не подумал это отрицать. И не потому, что считал себя таким лакомым кусочком. Как раз напротив. Но богатство, которое ему удалось скопить за долгие годы, произведет впечатление даже на самых чопорных людей света, придерживающихся пуританских взглядов. И скоро, к общему удовольствию, изгладится память о том, что его некогда клеймили как незаконнорожденного и попрекали этим.

– Есть нечто очень заманчивое в мысли о том, что однажды Оук-Мэнор будет принадлежать мне, – продолжил он, и сердце его сжалось от нежности к старому, безалаберно построенному дому. – И это довольно странно, принимая во внимание то, что всю свою жизнь я провел в Лондоне и у меня нет опыта управления сельским хозяйством, фермами, арендаторами, коровами.

– Ты понимаешь или нет, что скот на фермах и в поместье не ограничивается коровами? – поддразнила Порция.

– А! Это объясняет наличие яиц.

– Да. – Но краткий момент веселья прошел, и теперь Порция смотрела на него, внимательно изучая выражение лица. – Фредерик! – Она положила руку ему на грудь, будто что-то в его лице ее встревожило. – Скажи мне, о чем ты думаешь?

Проклятие! Она была так же раздражающе проницательна, как Йен и Рауль, с горечью признался он себе.

– У меня есть городской дом, но он всегда был лишь местом, где я мог ночевать. И конечно, у меня не было ощущения, что это мой домашний очаг.

– Как долго вашей семье принадлежит Оук-Мэнор?

– Думаю, несколько веков, хотя мне мало известно об истории семьи, если не считать того факта, что какой-то мой дальний предок из Грейстонов оказал услугу какому-то королю. – Он покачал головой. – У отца никогда не возникало потребности поведать историю своих предков незаконнорожденному сыну, и, если уж быть честным, я никогда ни о чем его не спрашивал. Я всегда считал, что Грейстоны были скопищем недостойных уродов, которым лучше оставаться безвестными.

– У всех у нас есть недостойные люди в числе предков, – пробормотала Порциями по выражению ее лица было ясно, что она подумала о своем отце. Неудивительно. Трудно было бы сыскать более недостойного родственника. – Говорят: в семье не без урода.

Дом. Семья.

Дыхание Фредерика стало прерывистым. Ему казалось, что Даннингтон навсегда останется отцом, а Йен и Рауль – его братьями. Но что означала возможность проследить свою родословную на протяжении веков? Что могло означать чувство принадлежности Оук-Мэнору? Быть уверенным, что его сын пойдет по его стопам, как и сын его сына…

– Да, думаю, это так и должно быть, – пробормотал Фредерик, обратясь мыслями к Оук-Мэнору, погруженному в дремоту и разомлевшему под весенним солнышком.

Порция села на постели, стараясь закутаться в одеяло, и смотрела на него, слегка хмурясь.

– Так почему же ты колеблешься, Фредерик?

Он поморщился под порывом холодного ветра, овеявшим его обнаженное тело, со вздохом соскользнул с постели и закутался в халат.

– Потому что решение, которое я приму, коснется не одного меня.

– Ты имеешь в виду своего брата?

– Я никогда не считал Саймона своим братом, никогда не думал о нем, как о брате, но да… – Он пожал плечами и повернулся к маленькому столику, чтобы налить себе еще бренди. Разговоры о Саймоне всегда вызывали у него потребность в хорошей выпивке. – Если я потребую своего места в качестве старшего сына, окажется, что он лишится своего наследия. И кажется, это не лучший выбор.

– Но это наследие никогда не было его, Фредерик. Оно всегда было твоим, – возразила Порция, смутив его своей страстностью. – И если твой брат такой же, как те фаты, которые явились в гостиницу, то Оук-Мэнор обретет в тебе гораздо лучшего хозяина.

Лицо Фредерика осветилось медлительной улыбкой, сердце его было полно любви.

– Знаешь, детка, если я приму положение наследника…

Его слова были прерваны резким стуком в дверь, и, бросив взгляд на побледневшую Порцию, он шагнул к двери:

– Да?

– Мистер Смит, вас хочет видеть джентльмен, – крикнула Молли из-за тяжелой дубовой двери. – Лорд Грейстон.

Фредерик стиснул зубы. Проклятие! Что его отец вздумал здесь искать?

Неужели он решил надавить на Фредерика, чтобы тот занял место его законного наследника? Или, итого хуже, пришел просить сына оставаться незаконнорожденным, как и прежде?

С минуту Фредерик подумывал отказаться от встречи с отцом.

Бог свидетель, вся эта неразбериха была на совести лорда Грейстона. А теперь, когда Фредерику пришлось столкнуться с новыми сложностями, он не мог допустить, чтобы его вынудили принять решение силой или лестью.

Но все-таки здравый смысл взял верх, и скрепя сердце Фредерик принял решение встретиться с отцом.

Он подумал, что было вполне естественным со стороны отца проявлять беспокойство и интерес к решению Фредерика. В конце концов, это близко касалось его.

– Скажи ему, что я выйду через несколько минут, – бросил он служанке.

– Да, сэр.

Прислушиваясь к шагам Молли, удалявшейся по коридору, Фредерик, наконец, повернулся и встретил встревоженный взгляд Порции.

– Однажды, в недалеком будущем, крошка, я сорву тебя с места и увезу туда, где никто не посмеет нас прервать.

Со слабой улыбкой Порция отбросила покрывала и, поднявшись с постели, проследовала через комнату в полной и царственной наготе, чем несказанно удивила Фредерика.

– Однажды, в недалеком будущем, я, возможно, соглашусь уехать с тобой.

Фредерику потребовалось не более четверти часа на то, чтобы облачиться в свой обычный костюм – бежевые бриджи, синий сюртук и свободно повязанный шейный платок. Все это выглядело скорее удобным, чем модным.

Взгляд, брошенный им в зеркало, показал, что подбородок покрыт золотистой щетиной, а под глазами залегли тени, но Фредерик только пожал плечами и вышел из комнаты, заставив ноги нести себя вниз по узкой лестнице. Ему было безразлично, что у него такой вид, будто он ночевал в кустах возле изгороди.

Единственным человеком, чье мнение для него было важно, была Порция, а она уже видела его и в худшие моменты.

При мысли о Порции грудь сжалась от горьковато-сладостной боли. Господи! Ну что он за глупец: ему следовало оставаться в постели и держать ее в объятиях. И только подозрение, что она станет избегать обсуждения их будущего до тех пор, пока вопрос о его положении в обществе не решится окончательно, заставило его неохотно выпустить ее из объятий и ускользнуть из комнаты.

Может быть, и не стоило винить Порцию за излишнюю осторожность и недоверие.

Если он не был еще уверен в собственных намерениях относительно отца, то как мог быть уверен в желании соединить свою судьбу с ней?

Одни слова не могли ее убедить в том, что его любовь не подлежит сомнению.

Ему следовало закончить дела с отцом, вернуться к Порции и убедить ее разделить с ним жизнь и судьбу. Что бы эта жизнь ни принесла ей.

Едва заметно покачав головой, Фредерик продолжал спускаться по лестнице, и поднявшийся и стремительно шагнувший ему навстречу отец чуть не сбил его с ног. Отец тотчас же крепко сжал его руки.

– Фредерик. – Отец смотрел на сына странным, лихорадочным взглядом. – Спасибо, что согласился со мной встретиться. Я боялся…

– Думаю, нам было бы лучше поговорить без свидетелей, – перебил сын, хотя голос его прозвучал любезнее, чем следовало. Каковы бы ни были его чувства к отцу, Фредерик не мог не заметить его усталого выражения и новых морщин, а все это значило, что не он один провел бессонную ночь.

Досадуя на собственную слабость, Фредерик нетерпеливо поднял руку, давая знак слуге, подметавшему каменные плиты скорее с энтузиазмом, чем с ловкостью и сноровкой.

– Толли, не попросишь ли миссис Корнелл прислать завтрак в заднюю гостиную?

Мальчик бросил метлу и поспешно отвесил поклон:

– Да, сэр. Сию минуту, сэр.

Бросив Толли мелкую монетку, Фредерик переключил внимание на отца.

– Сюда.

С очевидным усилием лорд Грейстон заставил себя молчать, пока они шли в заднюю часть здания гостиницы и пока Фредерик не привел отца в уединенную комнату.

Потом Лорд Грейстон откашлялся и прервал гнетущую тишину:

– Прости, Фредерик, за мое вторжение в столь ранний час, но я опасался, что ты можешь уехать из этих мест прежде, чем я с тобой переговорю.

Фредерик недоверчиво усмехнулся. Отец не зря опасался бегства сына. Много раз за эту долгую ночь Фредерик пытался преодолеть инстинктивную потребность вернуться в Лондон.

Или уехать в Винчестер и устроить пирушку вместе с Йеном.

Только отчаянное желание оставаться возле Порции удержало его в «Гербе королевы».

– Вы хотите поговорить о чем-то важном? – спросил Фредерик.

– По правде говоря, я хочу кое-что дать тебе.

Сунув руку в карман костюма для верховой езды, лорд Грейстон вынул сверток, упакованный в кожу, и заставил Фредерика разжать неподатливые пальцы и принять его.

– Что это? – Фредерик развернул сверток и нашел в нем связку документов, запечатанных отцовской печатью.

– Это бумаги… – Лорд Грейстон умолк. Под проницательным взглядом Фредерика лицо его отца казалось смущенным и нерешительным. – Это юридически оформленные бумаги, которые помогут начать процесс признания тебя моим наследником.

Фредерик с шумом втянул воздух, пораженный неожиданной отвагой отца.

– Откуда они, черт возьми, взялись?

– Вчера вечером я вызвал своего поверенного. – Тонкие пальцы лорда Грейстона дрожали, когда он снял шляпу и отбросил ее в сторону. – Не стоит говорить, что его потрясла моя исповедь. Но когда я подробно объяснил ситуацию, он выразил полную готовность помогать мне.

– Зачем вам это понадобилось? – спросил Фредерик, сердито размахивая бумагами. – Я еще не решил, хочу ли стать вашим наследником. Меня не удастся заставить…

– Нет, Фредерик! – резко перебил отец. – Я говорил с Чарльзом в условиях строжайшей секретности. Уверяю тебя. Он ничего не предпримет и ничего никому не скажет, пока я не позволю ему. – Лорд Грейстон протянул руку, но Фредерик инстинктивно отпрянул, и отцу пришлось с печальным вздохом опустить ее. – Я просто хотел, чтобы ты знал, что мое желание вернуть тебе твои права искренне. Я сделаю все, что ты пожелаешь, чтобы уладить дело.

Глубоко в сердце Фредерика шевельнулось непрошенное чувство острой жалости, когда он внимательно разглядывал бледные, казавшиеся хрупкими черты отца. Черт бы побрал все на свете! Почему он должен жалеть этого человека? И почему его должно заботить то, что тот выглядит много старше своих лет? Или что, судя по всему, oft страдает от невысказанной боли и пытается загладить прошлое?

– А что если я приму решение отказаться и никогда больше вас не видеть? – заставил себя спросить Фредерик, отказываясь признать, что эти слова были продиктованы давно лелеемым желанием наказать отца, столь больно уязвлявшего его в детстве. – Вы меня отпустите?

Наступила долгая пауза, прежде чем отец медленно и неохотно кивнул.

– Если таково твое желание, Фредерик, то да, я позволю тебе уйти и не стану мешать.

– И никому не скажете, что я ваш законный сын, или все-таки попытаетесь сделать меня наследником Оук-Мэнора?

– Если ты этого желаешь. – Отец прижал руку к груди, будто пытался умерить боль. – Но помни, Фредерик, что я не отпущу тебя, пока ты не поймешь, что я тебя люблю. Я всегда тебя любил. Даже когда казался далеким и холодным… – Он покачал головой, и его раскаяние стало почти физически осязаемым. – Я так сильно тебя любил, что это почти вызывало боль.

– Отец…

Фредерик не вполне понимал, что хочет сказать: собирался ли он предложить лорду Грейстону забыть прошлое и заверить, что прощает его, или хотел отвергнуть того, кто чуть было не сломал его жизнь?

Но, в конце концов, это оказалось не важным, потому что на всю гостиницу послышался громкий презрительный голос:

– Я знаю, что этот ублюдок здесь! Скажи, чтобы показался, а иначе все будут считать его трусом!

– Боже милостивый! – Лорд Грейстон, едва держась на ногах, двинулся к двери и открыл ее. – Что, черт возьми, он здесь делает?

– Кто?

Отец усталым жестом потер шею:

– Это Саймон.

Фредерик удивленно поднял брови:

– Саймон? Я думал, он в Лондоне.

– Был. – Отец пожал плечами. – Не сердись, я отошлю его.

Фредерик шагнул вперед и удержал отца, положив руку ему на плечо:

– Нет.

– Фредерик…

– Он приехал сюда повидаться со мной. Думаю, сейчас самое время нам, наконец, познакомиться.

– Не теперь, Фредерик, – убеждал его отец. – Я слишком хорошо знаю Саймона, чтобы не понять, что он под хмельком.

– В этот час?

– Да.

– И часто он бывает таким до завтрака?

– В последнее время очень часто. Его друзья… – Пепельно-бледное лицо окаменело. – Нет. Я не могу винить других за его слабости. Я надеялся, что, в конце концов, он повзрослеет и его ребяческое поведение изменится, но теперь начинаю опасаться, что он навсегда останется нелепым фатом и шутом, интересы которого не выходят за пределы покроя одежды и собственных эгоистических удовольствий.

Фредерик дрогнут, видя затравленный взгляд отца Может быть, лучше отложить встречу с единокровным братом, пока сознание того затуманено алкоголем.

Несомненно, что и без того эта встреча будет отягощена сложностями.

Но из холла снова донесся пронзительный голос.

– Смит! Где ты черт тебя возьми?

Фредерик твердым шагом прошел мимо отца и направился в холл. Больше его не смущала судьба отца и брата. Все что его сейчас беспокоило – это то, что Порции необходимо избавиться от пьяного увальня, нарушившего спокойствие ее гостиницы.

Саймон свирепо смотрел на пустую лестницу когда рядом с ним оказался Фредерик.

С минуту он молча разглядывал брата, которого до сих пор ни разу не видел.

В возрасте двадцати трех лет у Саймона было рыхлое тело и выпирающий живот, который не мог скрыть даже широкий пояс. К тому же его круглое лицо было покрыто нездоровой бледностью, свидетельствовавшей о бесконечных ночных возлияниях и обжорстве.

Фредерик знал многих джентльменов, слишком привязанных к бутылке, чтобы с первого взгляда не распознать эту пагубную слабость, запечатленную в наглом лице Саймона.

Покачав головой. Фредерик двинулся вперед и оказался прямо перед нетвердо стоящим на ногах братом.

– Нет нужды вопить, как торговка рыбой, милый братец, – негромко процедил он сквозь зубы – Я здесь.

– Ты!

Оцепеневший от ярости Саймон угрожающе поднял сжатый кулак. По крайней мере, это могло бы выглядеть угрожающе, если бы его рука не была такой пухлой и не скрывалась под бесчисленными кольцами, украшенными камнями.

– Не называй меня так.

– Не называть как? – спросил Фредерик – Торговкой рыбой или своим братом?

– Ты смеешь насмехаться надо мной.

Фредерик мог бы даже почувствовать известное сострадание к этому нелепому денди, если бы не заметил ненависти, делавшей его черты еще уродливее.

Этому слабому, глуповатому мальчишке было дано все: защищенное детство, любовь родителей, уважение равных по рождению, и все же он смел питать ненависть к своему единственному брату? За что? За то что тот позволил себе наглость родиться?

Фредерика охватил темный, яростный гнев.

Господи! Он не был намерен терпеть оскорбления. Особенно когда они исходили от этого пьянчуги о отечным лицом, пустившего на ветер все дарованные ему возможности.

Фредерик оглядел сюртук Саймона и презрительно усмехнулся.

– Я бы высмеял каждого болвана, способного носить сюртук такого оттенка желтого цвета.

На отвислых щеках Саймона появились красные пятна, он угрожающе выпятил свой слабо очерченный подбородок.

– А что может знать о моде такой ублюдок, как ты.

Фредерик сжал губы. Он не сомневался в том, что его лондонский портной намного дороже и намного изысканнее, чем любой, кем мог бы похвастаться Саймон.

– Мне не требуется быть знатоком моды, чтобы заметить, что ты выглядишь, как увядший лютик, а не как ослепительный джентльмен.

– Ты раскаешься в том, что говоришь со мной в такой манере.

– Неужели?

Низкорослый, пухлый Саймон просто дрожал от ярости, но благоразумно попытался сдержаться и ограничился только яростным взглядом.

– Тебе повезло, что я не намерен преподать тебе урок хорошего поведения по отношению к тем, кто стоит выше тебя! – выпалил он.

Фредерик ответил отрывистым смехом, внезапно осознав, что трое шутов, по-видимому, бросились в Лондон и предупредили Саймона, что его единокровный брат объявился поблизости.

Идиоты!

– Такой же урок, как твои друзья преподали мне до того, как оказались лежащими на полу без сознания? – спросил он.

В уголках рта Саймона скопилась слюна, от того что он пытался обуздать свою ярость.

– О да, они мне рассказали о том, как ты набросился на них с бандой головорезов.

– С бандой головорезов? – спросил Фредерик, склонив набок голову, и рассмеялся, явно забавляясь ситуацией. Ясно, денди были настолько смущены своим поражением, что им пришлось придумать безумные приключения, чтобы объяснить свой унизительный провал. – Я мог бы справиться с этими жеманными идиотами даже с помощью горсточки школьниц. Если ты и в самом деле хочешь повторить их прискорбное поражение, то давай сразимся на кулаках.

Фредерик сделал движение, будто собираясь снять сюртук, и вовсе не удивился, когда Саймон с такой поспешностью шарахнулся назад, что чуть было не упал на спину. Возможно, он и был дураком, но, по крайней мере, понимал, что в драке с Фредериком проиграет.

– Зачем ты здесь? – набросился он на Фредерика, и его тяжеловесные черты приняли хмурое выражение.

– В гостинице «Герб королевы»?

– Здесь, по соседству.

Фредерик поднял брови:

– Ну уж это не твое дело.

Круглое лицо стало жестким и решительным.

– Хочешь попытаться улестить моего старика и выклянчить у него деньги, рассказывая жалостные истории?

– Думаешь, я приехал сюда из-за денег?

– Из-за чего же еще? – презрительно фыркнул Саймон, явно не подозревая о состоянии, которое сумел заработать Фредерик. – Если попытаешься выманить у него хоть соверен, я поташу тебя к местному окружному судье.

Фредерик медленно покачал головой:

– Неужели тебе жалко для брата одного соверена?

– Оук-Мэнор был бы грудой руин, если бы не приданое моей матери, а теперь поместье дает доход, и я не допущу, чтобы ты тут слонялся в надежде, что тебе перепадут крохи. – Глаза Саймона блеснули от обиды и алчности. – Плохо уже то, что мое состояние расточается на этих никчемных арендаторов, от которых мой папаша без ума. Когда я стану лордом Грейстоном, все изменится.

Сердце Фредерика сжалось от омерзения, когда он услышал, с каким пренебрежением и равнодушием брат говорит о смерти отца, и, что еще хуже, что он ничуть не сострадает бедным арендаторам, полностью зависящим от его доброй воли.

– Я так полагаю, что доход от имения Оук-Мэнор ты собираешься тратить на свои забавы?

– Ну разумеется, я не собираюсь похоронить себя в этом забытом Богом месте и играть роль фермера.

– И все же наступит время, когда тебе придется стать сельским сквайром и фермером.

Саймон разразился глумливым смехом:

– Черта с два!

Фредерик покачал головой. Господи! Можно было не удивляться, что лорд Грейстон так отчаянно старался соблазнить его перспективой стать наследником. Вне всякого сомнения, отец начал понимать, что любой деревенский дурачок был бы в этой роли предпочтительнее Саймона. И Фредерику предстояло согласиться.

Если бы этот слабовольный, на редкость эгоистичный болван получил Оук-Мэнор в свою власть, он растратил бы все состояние за несколько месяцев и арендаторы снова пострадали бы.

– Знаешь, любезный братец, я начинаю подозревать, что ты совершенно прав. – Эти слова слетели с его уст, прежде чем Фредерик успел их обдумать. – Тебе не стоит беспокоиться о том, что придется принять на себя ответственность следующего барона.

Похожие на бусинки глаза Саймона сузились.

– Что, черт возьми, это значит?

– Это значит, ты убедил меня, что Оук-Мэнор не выживет, если случится такое несчастье и он попадет в твои руки.

За его спиной послышался какой-то придушенный вскрик. Фредерик медленно обернулся и встретил отчаянный взгляд отца.

– Ты хочешь сказать, Фредерик…

Набрав полную грудь воздуха и стараясь дышать размеренно, Фредерик кивнул.

– Да, отец, я принимаю свое наследие, – сказал он, и голос его прозвучал на удивление твердо. – Я даю вам право признать меня своим законным наследником.

Ни отец, ни сын не заметили, как бледный и отечный Саймон подошел к Фредерику и с яростью набросился на него сзади:

– Не-е-ет!