"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автора

От жизни потеряв терпение,

На чердаке своем повеситься - Из чувства самосохранения.
...Почему я предполагаю, что именно эти строки его?
Потому что он жил на чердаке. Там выгорожена была комната для сдачи
студентам, за грошовую, но все же плату - у домовладельцев ничего зря не
пропадало, со всего был прок. И еще одна деталь это подтверждает: в
чердачное окно Алексея светил месяц...
...Нет, не беспокойтесь, зимой там не было холодно.
Посреди комнаты из пола в потолок проходила огромная квадратная
кирпичная труба дымохода, всегда горячая.
Бывая у Алексея, мы приставляли к ней для просушки свои не первосортные
и не первой новизны штиблеты.
У этого дымохода сушились и пеленки. Но пеленки - позже... О них
упомяну в своем месте. А теперь я расскажу вам, какие таланты были
обнаружены у Алексея Коржина, когда мы очутились в труднейшей ситуации.
Во-первых, дар хитроумия. Во-вторых, дар незаурядного чистильщика
дамской обуви...
Здесь был пространно изложен уже известный нам эпизод о
Коржун-Бурун-оглы, с большим оттенком иронии, неожиданно переходящей в
любование, но без существенных изменений и добавлений. Подчеркивалось, что
Коржин, тогда еще студент-биолог, удивил всех знанием латинских
обозначений всех косточек наших нижних конечностей.
Опускаем эпизод и слушаем дальше.
- До выдворения на Кавказ, как я уже упомянул, Алексей искал высшего
смысла жизни и, не найдя, захандрил. Он хандрил, но, в отличие от многих
других, впавших в столь беспросветное состояние, никогда не бездействовал.
Напротив, он сверх меры загружал себя занятиями. Он начал слушать лекции
по астрофизике, как вы понимаете, не имеющие ни малейшего отношения к
биологическим наукам.
Читавший эти лекции старичок профессор, снимая галоши, спрашивал у
гардеробщика: "Господин студент здесь?" - ибо, кроме Алексея, никто
регулярно его лекций не слушал. Но при наличии в аудитории даже одного
слушателя старичок добросовестно, с увлечением читал свою астрофизику, и
его не увольняли.
Теперь это вам может показаться трогательно странным, но тогда
существовали такие, быть может архаические для современного ума, традиции.
И вот, хотя нас вывезли на Кавказ скоропалительно, Алексей все же улучил
минуту и повесил на дверь аудитории, где читал старичок, объявление о том,
что с сего числа студент Коржин лекций слушать не может по причине
изгнания из Петербурга, он надеется, недолгого.
Действительно, оно было неправдоподобно недолгим, пятнадцатидневным, по
двум причинам. У царской жандармерии было тогда много более серьезных дел
и более важных подопечных. Приставленные к нам два стражника посадили нас
в вагон, где за перегородкой разместили опытных, так сказать, матерых
революционеров. Эти два стражника довезли нас до одной из станций,
километрах в восьмидесяти от Тифлиса, открыли дверь вагона и сказали:
"Господа студенты, выходите".
Мы вышли, а стражники остались в вагоне. Поезд следовал дальше. Нашей
судьбой петербургская жандармерия, надо полагать, больше всерьез не