"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автора

ответила композитору, что в роду Уваровых никогда певичек не было и быть
не может.
А Варенька ответила, что была бы счастлива петь в его опере, но уже
давно решила поступить на Бестужевские женские курсы, послала просьбу и
получила благоприятный ответ, что может считать себя принятой.
Варенькина мама была в полном ужасе от такого решения. Она надеялась,
что ее дочь выйдет замуж за очень богатого человека, предлагавшего ей руку
и сердце, и спасет семью от позора нищеты. Она извела Вареньку истериками.
Но, увидев, что решение дочери непоколебимо, написала в Петербург своей
сестре и ее сановному мужу, у которых на званых обедах бывал даже министр
двора. И вот Варенька в Петербурге, в доме своей тетушки. Тетушка возит ее
по магазинам, портнихам, модисткам, наряжает как куклу, запрещает ей
надевать "эту отвратительную черную юбку с белой блузкой а-ля Софи
Перовская", запрещает говорить по-русски, особенно на званых обедах,
напоминает, что на них бывает овдовевший князь М. и молодой, неженатый
граф Д. Варенька должна помнить, что эти обеды у них по четвергам, что в
эти дни она должна быть дома с утра, чтобы обсудить туалет, быть
причесанной куафером, а не являться к столу с примитивно подколотыми
косами, как у судомойки Феклы. И если к этому добавить, что в обязанности
Вареньки входило ежедневное чтение вслух тетушке то французских, то
английских романов и времени для посещения курсов почти не было, - можно
понять, почему она не осталась в доме тетушки и перед очередным званым
обедом вошла к ней в своей старенькой черной юбке с блузкой "а-ля Софи
Перовская", вошла, чтобы сказать: "Спасибо и до свидания!"
Я слушал Нину в томительном предчувствии, хотя никаких данных для этого
не было, кроме черной юбки, белой блузки и подколотых кос. Но так
одевались, так подбирали косы многие бестужевки.
Я проводил Нину до подъезда и поспешил принять приглашение зайти на
часок, познакомиться с подругой.
"Она скоро придет. Она дает урок неподалеку. Буквально все курсистки
искали для Вареньки заработок, у нее теперь много уроков".
"А другого, постоянного заработка у вашей подруги нет?" - задал я
наводящий вопрос.
"К счастью, есть! Ее удалось устроить кассиршей в столовую, недалеко ст
университета, знаете, где вывеска: "Обеды для студентов". Она получает там
бесплатный рацион и приличное жалованье, которое целиком отсылает в
Полтаву. Все было бы прекрасно, если бы ей так не мешали безобразно
громкие споры каких-то ну просто тронувшихся умом студентов. Когда я
спросила: о чем они спорят, может быть, о том, что волнует и нас? -
Варенька призналась, что она так боится что-нибудь в кассе напутать из-за
этого шума, так боится что-нибудь неверно сосчитать, что не разбирает ни
единого слова, не видит ни единого лица, - она ждет, что не сегодня-завтра
ей скажут: "Госпожа Уварова! К сожалению, вы не справляетесь. Вы свободны".
Со всей отчетливостью помню, как после минутного шока я возликовал.
Во-первых, потому, что не услышала госпожа Уварова... Варенька моего "мы,
в некотором роде, знакомы" и не знает, что я один из тех тронувшихся умом
спорщиков. Во-вторых, потому, что спор затеял не я. Помните, его затеял
Алексей. О чем завтра же я ему с удовольствием напомню. В-третьих, что
самое главное, - завтра же, благодаря мне, шум в столовой будет прекращен.
"Что с вами? Чему вы вдруг обрадовались?" - внося чай и стаканы,