"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автораКак же иначе? Изволь говорить "добровольный".
Думаете, эти рубли на армию шли? Черта с два! Участковые пристава на них хоромами обзаводились, дорогие ковры, шелка, восточную посуду скупали. Было в этом крае что скупать. В одном Самарканде - семьсот двадцать пять мастерских. Вещи такой красоты выставлены - глаза разбегались. Не ищите, не найдете теперь ничего подобного, разве что в музеях. В шестнадцатом разбушевался здесь народ как никогда. Причин, как видите, хватало. Последней каплей была мобилизация на тыловое военное строительство - слово в слово передаю - "всего мужского инородческого населения империи в возрасте от девятнадцати до сорока трех лет включительно". Тут пошло восстание за восстанием, стычка за стычкой. Везде запахло кровью. В одном месте поднимались против царя. В другом - против поборов. В третьем - против баев. Муллы изо всех своих сытых сил натравливали мусульман на православных, звали растерзать всех русских до единого. Можете представить, до чего дошло, если из действующей армии экстренно отозвали в Туркестан командующего Северным фронтом, знаменитого генерала Куропаткина. Ничего не скажешь, времени он тут не терял. Сразу сколотил карательные отряды. Начали они хватать восставших сотнями, грабить и поджигать кишлак за кишлаком. Инородческое мужское население гнали и гнали мимо окон моих туда, в европейскую часть империи, на военное строительство. Смотрел я... Земля от неправды шаталась. Где неправые дела - там нет устойчивости, неустойчивой делается и сама земля. Связано одно с другим, Февральская революция устойчивости Туркестану не прибавила. Генерал Куропаткин в свою сторону гнет. Совет рабочих и солдатских депутатов - в противоположную. Но бессилен он жизнь изменить из-за двоевластия, из-за страшного неурожая семнадцатого года, когда население с мест срывается, бежит от голода за Кара-Дарью, а голодных детей и жен продает баям - и в голод у них есть бараны на жирный плов. Вижу все это. Ум мой со страхом борется, ищет в жизни зацепку устойчивую. По ночам куски хлеба снятся, и музыку дивную слышу, и дирижирую... Утром хожу, работу ищу надежную, чтобы нам с мамой с голоду не умереть. И тут я за цифры хватаюсь. Цифры - в них есть надежность, есть ясность. Беспорядка они не выносят. Даже во вранье, в подделках у них свой порядок. Три - всегда три. Семерка - всегда семерка. Приход есть приход, расход есть расход. А в жизни - сумей разбери в суматохе кровавой, где, в чем для нас приход, где и в чем расход? Вот почему я тогда в счетоводы пошел. Цифрами прикрылся. Думал, ненадолго... А просидел с ними до пенсии. Не сумел иначе: жена появилась, детишки, теща. Это Коржин, вопреки всему, шел полным ходом куда ему надо. Не видал я другого человека, чтоб так соединялось у него и а д о со своим личным хочу. Но это я некстати вставил, сбил время. Не было Коржина в Самарканде ни в Февральскую, ни в дни ликования, |
|
|