"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автора

Тут его двое за руки, третий сзади - вывели на расстрел.
Проходит Алексей Платонович мимо окон, где раненые, и голосом своим, на
набат похожим, говорит:
"Кому не успел помочь - простите!"
"Молчать! На месте шлепнем!"
Молча идет он туда, куда ведут. А ведут его по улице к пустырю. На
соседней улице его временная квартира.
Там жена, сын, дочь. Когда поравнялись с проулком, с тем местом, откуда
этот дом виден, повернул Алексей Платонович в ту сторону голову. Ему пинок
свирепый:
"Не вертеть шеей. Вперед смотреть!"
Он идет под дулом. Молчит. Смотрит вперед. Идет и идет - к смерти
приближается...
А из улицы поперечной вываливается толпа. Такой, говорят, и на свете
еще никто не видывал. Смех, а не толпа. Кто в кальсонах, кто в одной
кальсонине, кто в пиджачке на исподнем или защитной тужурке. У кого
забинтована голова, у кого грудь, рука, нога. Многие на костылях, с
гипсовыми повязками, скачут на одной ноге.
На пустыре наваливается эта раненая армия на расстреливателей со всех
сторон, наваливаются все, кто только рукой или ногой двинуть может.
Костылями и палками обезоруживает эта армия троих и отбивает Алексея
Платоновича от смерти.
Что же сразу, без промедления, делает отбитый от смерти человек? Он
кричит:
"Федотов, как вы смели встать? Вам велено лежать неподвижно".
И тут же обращается к своим расстреливателям:
"Вы трое - единственно здесь здоровые. Придется вам этого безумца
донести до койки".
Шествие пошло такое: впереди трое несут на руках Федотова. Коржин ему
сбоку, где повязка в крови, чтото поддерживает. Дальше - кто подскакивает,
кто плетется и постанывает. Когда дело сделано, раны чувствуются сильней.
Дошли. Положили Федотова на койку и просят вернуть оружие.
"Благодарю, хорошо несли. Вернем вам оружие. Надеюсь, оно подло не
выстрелит в безоружного никогда".
Нехотя возвращали оружие. Не могли в толк взять, почему Коржин так
решил. А ведь не верни - вышли бы эти трое да пригнали свой отряд и
разгромили бы госпиталь дочиста.
Таким Коржин сюда приехал. К делу рвется. Дело делает.
А у меня отбилась ко всему охота. Только во сне живу. Дирижирую. Чаще
всего "Неоконченной симфонией" Шуберта. Просыпаюсь - другая симфония.
Стоны. Крики. Курбаши в шелке и бархате по улицам скачут, кривыми саблями
размахивают: бей! хватай!.. А я сижу. Решения ищу. Поверите или нет: не о
себе - об общем.
С Коржиным сопоставляюсь. Умом от него не отставал. Говорил со мной на
равных. Не было у него этого:
ты никто, а я кто. Хотя он, как приехал, сразу за создание первой здесь
хирургической больницы взялся, да так вокруг себя людей настропалил и
руководство, что из частного дома скоро приличная больница с операционной
получилась, и стал он в ней главным, как узбеки величали, Хируриком, а я
стал у него всего-навсего счетоводом.