"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автора

Платоновича, это будет работа совсем иная, не похожая на проделанную
вместе с вами. В ней будет только то, что увидено своими глазами во время
приездов в его дом. Или услышанное от него и его близких. И не будет
больше ни записи чьих-то воспоминаний, ни советов с вами - так или этак
книгу строить. Тут уж сама жизнь ее построит. Но еще лучше, если вырастит
ее, как дерево, хотя бы вот это, где на ветке сидит...
нет, сидел соловей-воробей.
Мы сворачиваем на улицу Энгельса и выходим на Узбекистанскую. Она
длинная, одноэтажная, с парадными крылечками. Проходим ее из конца в
конец, туда по одной стороне, обратно - по другой. Ищем и не находим ни
малейшего следа первой в Самарканде хирургической больницы, следа хотя бы
в виде скромной дощечки с надписью.
Сопровождающие начинают утешать. Утешают те, кто не покладая рук готов
помогать автору, и - кто бы мог подумать! - ядовито недоверчивые. Каждый
утешает по-своему, но все от души.
И вот те, кто долго шли рядом, покидают меня, отходят и тают вдали...
Сколько раз они не отходили, когда хотелось побыть одной, А теперь как-то
сиротливо стоять в одиночестве, не найдя забытого улицей следа Коржина,
такого недавнего следа по сравнению с вечностью этого города.
Решаю сделать последнюю попытку. Иду в горздрав.
Спрашиваю.
А горздравовцы спрашивают меня:
- На Узбекистанской? Не ошибаетесь? Где же там могла быть больница?
Из дальнего угла поворачивает седую голову машинистка.
- Была, - говорит она. - В каком доме, не помню.
Но, кажется, на ваше счастье, еще не ушел Авет Андреевич. - Незнакомое
имя произносится так, словно оно должно быть всем знакомо.
- Здесь он, - подхватывает молодая сотрудница. - Я его только что
видела в парткоме.
Дорогой Авет Андреевич! Как хорошо, что вы еще здесь...
Вы идете рядом по улице Узбекистанской, вы показываете дом, мимо
которого мы дважды прошли, ничего не увидев, кроме надписи "Детский сад".
Он уже опустел и закрыт. Детей разрбрали родители.
Ступеньки крыльца домывает юная нянечка с множеством длинных косичек,
те самые ступеньки, по которым поднимался Коржин...
Голос Авета Андреевича, негромкий, словно берегущий слух в наше громкое
время:
- Привет, Халима! Во двор разрешается войти?
Летит отжатая тряпка в ведро, летят с крыльца косички и улыбка.
- Вам - раз-ре-ша-ет-ся. - Она с удовольствием и старанием растягивает
слово и открывает калитку.
Двор-сад. Огромные кусты давно отцветшей сирени.
Не за ними ли, когда они были моложе, прокрадывался дедушка подглядеть,
как мулла передает барана Хирурику-шайтану? ..
Высокоствольный платан. Не к его ли стволу, когда он был глаже и
тоньше, привязывали этот рахмат муллы, это четвероногое спасибо?
Авет Андреевич стоит рядом, но смотрит не на платан, -а на стену дома и
куда-то поверх дома.
- Вот с этой стороны подняли и застеклили крышу для операционной. Я
видел, как в самое тяжелое время Алексей Платонович этого добился. Я был