"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автора

- Алексей Платонович (после страдальческого восклицания мамы: "Значит,
летом мы тебя не увидим!")
потребовал от сына:
- Ты непременно должен снять фильм об Игнаце Земмельвейсе. Восемьдесят
лет назад, работая в Вене, он первым предложил асептику и начал
дезинфицировать хлорной водой руки и родовые пути, спасая рожающих от
заражения крови. Это полезнейшее из открытий признали бредом. Земмельвейс
долго, упорно пытался доказать его очевидную пользу и в конце концов попал
в сумасшедший дом. Этот человек умер от заражения крови, всеми забытый,
нищий, в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Через два года после его
смерти, не зная ни о нем, ни о его открытии, английский хирург Листер
предложил антисептический метод лечения ран, чем и прославился на весь
мир. Ибо этот мир устроен так, что первые открыватели и открытая ими
истина нередко объявляются сумасшедшими.
Похоже было, что Варвара Васильевна уже слышала о Земмельвейсе, а на
Саню только что услышанное произвело впечатление, особенно последние слова
отца, словно бы приложенные и к себе. Наверняка он предложил что-нибудь
новое этому онкологическому собранию и получил полный афронт.
- Так даешь обещание открыть людям правду?
- Папа, настоящее искусство этим и занимается. Но Земмельвейс нам не
под силу. Нет у нас пока возможности воссоздать обстановку того времени -
строить декорации, шить костюмы. Средств нам не дают. Дали бесплатно
немного пленки. Так немного, что мы не сможем снимать дубли...
- Что-что? - спросила Варвара Васильевна. - Это от слова "дублировать"?
- Да. Это значит еще раз снять тот же эпизод на случай, если в первый
раз снят неудачно. Мы должны работать безошибочно. Снимать бесплатных
актеров.
К тому же - на улице, летними днями и белыми ночами, чтобы обойтись без
осветительных приборов. Их нам тоже никто не даст.
Варвара Васильевна, теперь уже уверенная, что не увидит летом сына,
почувствовала неудержимое приближение слез и поспешила на кухню заваривать
чай.
Алексей Платонович, огорченный как маленький за Игнаца Земмельвейса, а
может быть, заодно и за себя, не застрял на своем огорчении. Он уже нашел
повод для радости:
- Что ж, прекрасное, интересное лето тебе предстоит. Но имей в виду,
просьба о Земмельвейсе не снимается. Она откладывается, и, надеюсь,
ненадолго.
- Идет, - сказал Саня. - А ты заметил, тепло у нас сегодня?
Алексей Платонович старательно втянул воздух, как будто только носом
умел чувствовать тепло и холод.
- Да, небывалая жара, градусов семнадцать! Но на улице свирепый мороз,
что ты, безусловно, ощутил, стоя на перроне в своем очаровательном
головном уборе.
И одному местечку на твоей голове до сих пор пренеприятно.
Он повернул Санину голову затылком к себе, посмотрел то место за ухом,
которое его сын, если вы помните, умудрился рассечь корягой на дне реки в
Самарканде, а отец умудрился заштопать так, что непосвященный и швов не
отыскал бы. Посмотрел сейчас потому, что еще из окна вагона он заметил
Санину руку, греюшую это место.