"Энна Михайловна Аленник. Напоминание " - читать интересную книгу автораможет передвигаться. А лицо - хорошее, молодое... такое обреченное -
невозможно смотреть. Послезавтра настало. Мы пошли в больницу рано утром, по холодку, вместе с Алексеем Платоновичем. Подходим. Перед воротами в больничный двор на корточках сидят узбеки. Вижу: у них спор, ссорятся они из-за чегото. Как только заметили Алексея Платоновича, встают, прижимают руки к сердцу и кланяются. Кланяются они одинаково, а здороваются по-разному. Одни: "Салям, Хирурик!" Другие: "Салям, Прафе-сар!" Самый старый добавляет: "Живи сто лет и еще сто лет. - Он подходит ближе. - Балыной человек! Я говорю - ты Хирурик. Они говорят - Прафе-сар. Ты кто? Скажи". "Вашего муллу, - спросил Алексей Платонович, - как зовут?" Старик назвал трудное имя, не запомнила какое. Алексей Платонович опять спросил: "Ваш мулла и тот, кого зовут... - он повторил трудное имя, - один человек?" "Так", - подтвердил старик. "Хирурик и профессор - тоже один человек". Узбеки поняли, заулыбались и помирились. Саня нашел, что ответ папы не слишком точный, но ему ничего не сказал. По дороге мы с Алексеем Платоновичем почти не говорили. Видели, как он будто в такт какому-то решению, отбрасывает в сторону комочек земли, сухой, как камушек. Я подумала: похоже, что он расчищает свою другую сегодняшнюю дорогу. И что он уже не с нами, и старикам отвечал, думая о своем. И все-таки обещания он помнил. Как только мы надели халаты, быстро повел нас к какой-то двери и отворил. Я увидела семь или восемь мужчин на койках. Кто сразу приподнялся и сел, кто поднял голову, но я никого, кроме одного, не разглядела. Тот прямо рванулся к Алексею Платоновичу, а когда Коржин к нему подошел - заплакал и прижался лицом к его колену. "Опять вы, мальчик мой... Как нехорошо. Такой стройный, крепкий мужчина, а ведете себя как плаксивая дама-тюлень. Ходи из-за вас с мокрым пятном на халате". "Мальчик мой" стал просить прощения, но колена не отпускал, лица не было видно, и я не понимала, к кому Алексей Платонович нас привел. А он как гаркнет: "Зверев! Безобразник вы этакий, встать сейчас же!" Зверев сразу встал, повернулся спиной. Алексей Платонович поднял ему рубаху до шеи. Мы увидели красивую, прямую спину и во всю спину - розовую полоску шва, выгнутую как серп. Только ручек у серпа две. Зверев нервно объяснял, почему-то поворачивая голову к Сане, что где он только не был - в Киеве, в Москве, - а слышал одно: могила исправит. Алексей Платонович похлопал его по спине, как мамы по мягонькому месту своих младенцев. Похлопал, опустил рубаху, и Зверев повернулся к нам. Я его узнала. |
|
|