"Марк Алданов. Истребитель" - читать интересную книгу автора

Пистолетом. Он служил в полиции всю жизнь: при царском строе, при Временном
правительстве, при большевиках. Иван Васильевич знал его, как знал почти
всех на южном берегу, немного стыдился этого и в оправда-ние себе говорил,
что в известном смысле порядочным человеком можно быть при каком угодно
занятии. Впрочем, тут же сам себе отвечал, что едва ли, например, может быть
порядочным человеком сутенер. "В НКВД он, как будто, не служит". На обед он
Пистолета к себе не пригла-шал, но когда тот приезжал наудачу или
останавливался по дороге у его сакли, угощал его наливкой и объяснял себе:
"Попробуй-ка такого не принять!" Все говорили впрочем, что Пистолет "человек
компанейский". Без необходимости он гадостей не делал; по необходимости же
делал их очень легко: надо так надо. Иван Васильевич не раз это видел. Тем
не менее ему, к собственному его удивлению, иногда бывало приятно поболтать
и особенно выпить с Пистолетом. Это был невысокий человек; от него веяло
здоровьем, благодушием и весельем. Он недурно пел крымские песни и
своеобразно ругался: по его ругательствам, "меньшевик паршивый",
"беспартийная шпана"; "сателлит", "троцкист собачий", "фашистский гад",
можно было, по мнению Ивана Васильевича, следить за политическими событиями.
Пистолет отлично рассказывал анекдоты, до революции всякие, теперь всякие,
кроме грузинских. Прекрасно изображал оканье "мнихов" или еврейский акцент.
При немцах он только потому не закричал "Бей жидов!", что эвакуировался до
их прихода в числе первых. Со временем может и закричит, но только если
выгода будет верная и ясная. Вероятно вокруг Тушинского вора были все такие
люди. "А пульс у него, должно быть, 70 и давление крови 14", - думал Иван
Васильевич. С четверга он невольно следил за людьми, вид которых как будто
свидетельствовал о болезни. У старого пекаря соседа был апоплексический вид.
"У него давление верно не меньше 25. Может умереть раньше меня", - думал
Иван Василье-вич и, несмотря на его доброту, эта мысль немного его утешала.
А сын соседа, мальчик, мог прожить еще лет шестьдесят. Иван Васильевич
только себе представил: шестьдесят лет! "За это время наверное найдут
средство излечивать рак... А то может быть, его найдут через неделю после
моей смерти", - думал он, почти с ненавистью поглядывая на сидевшего перед
ним здорового толстокожего человека.
- Мать честная! Що це у тебе, царь Грозный, вид такий, як кажуть краше
в гроб кладуть, - сказал Пистолет, вглядываясь в него с любопытством (хотя в
полицейском отношении Иван Васильевич был совершенно неинтересен). Пистолет
был родом из Великороссии, но постоянно вставлял в свою речь малороссийские,
еврейские, татарские слова. "Как это глупо и неестествен-но!" - подумал Иван
Васильевич. Его из-за имени-отчества и тихого характера остряки часто звали
Иваном Грозным. - Чи болен? Чи влюблен в гарну дивчину? А може, хочешь кого
застукать?
Иван Васильевич, доставая из шкапчика угощенье, ответил, что не болен,
не влюблен и никого застукать не хочет. Он налил наливки в фаянсовую чашку с
желтой трещиной внутри, напоминав-шей по форме линию жизни. Его стаканы
давно все поразбивались.
- А ты что же не пьешь, дуся? Нездоров или що?
- Исхудал? - быстро спросил Иван Васильевич.
- Штоб да так нет, не исхудал. Треба выпити, дуся. Один Севастопольский
герой, того Севастополя, пьяница, Николаевский солдат, говорил: "Водка враг
мой, но Христос велел любить и своих врагов", Так-то, дуся. Хороша твоя
наливка, грих хаять. На родительских? - спросил он, немного подчеркивая свой