"Марк Александрович Алданов. Бельведерский торс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

признакам ей казалось, что он колдун. Стрега знала, что есть колдуны
настоящие, - не такие, как она. Вдруг этот настоящий? Впрочем, по другим
признакам как будто выходило иначе: нет, не колдун.
Изнутри кто-то на цыпочках подкрался к двери, - это не понравилось
стреге. Через полминуты хриплый голос негромко спросил: "Кто стучит?" Дверь
отворил человек в темно-синей куртке: он... Из квартиры пахнуло острым,
неприятным запахом трав или лекарств. - "Так и есть, колдун!", - подумала
стрега, замирая, и пожалела, что пришла. Запинаясь, объяснила: он, верно, ее
знает, она его соседка по дому, у нее в кухне погас очаг, а трута, как на
беду, нет, нельзя ли получить огня? На всякий случай улыбнулась деловой
улыбкой. В первую минуту ей показалось, что напрасно она старается: тут
делать нечего. Человек в темно-синей куртке оглядел ее тяжелым взглядом,
подумал, заглянул в свою комнату и вполголоса попросил соседку войти.
Оттого ли, что голос у него был тихий, лицо с отсутствием и следов
улыбки, а глаза неподвижные, или от сильного запаха в комнате, ей стало не
по себе. Комната была такая же, как у нее (это почему-то немного ее
успокоило), но обставлена иначе, - потом она смутно вспомнила, что там были
книги, что-то стеклянное, непонятная посуда. На столе стоял котел, - отсюда,
верно, и шел запах. Но стоял он не на огне, - значит, не суп и не лекарства:
она свои снадобья всегда варила, больше по привычке к кухне. "Очень трудно
мужчине, если кто одинокий", - сказала она, чтобы не молчать, привычную
фразу. И вдруг ей показалось, что первое впечатление, редко ее обманывавшее
в таких делах, могло быть неверным. Ничего не ответив, не сводя с нее своих
маленьких, стеклянных глаз, он зажег и подал ей щепку. Ей без причины стало
совсем жутко. Она что-то пробормотала, не докончила и поспешно вышла, точно
опасаясь нападения.
На лестнице стрега, немного успокоившись, с досадой бросила и
растоптала щепку: огонь у нее был. "Неприятный человек! Тяжелый человек! -
подумала она. - Какие разные бывают мужчины: сравнить только со вчерашним
живописцем! Тот такой милый, какая жалость, что старик..." Она спустилась по
лестнице с беспокойным чувством, - неприятно все-таки иметь такого соседа, -
и радостно вскрикнула: на пороге входной двери появился вчерашний живописец.


Аккольти задвинул засов и со вздохом вернулся к работе. Снял крышку с
котла, - неприятный запах очень усилился. В котле готовился вежетабль:
отравленные мышьяком, мелко истолченные жабы в немецком соленом вине
настаивались на ядовитых травах. Это было действительнее, чем сулема, фосфор
или яд Цезаря Борджиа. Из вежетабля изготовлялась мазь, которой смазывалось
оружие.
Снизу послышались радостные голоса. Он прислушался. У этой блудницы был
гость, - один из тех людей, что там изображены, на стене, в правом нижнем
углу. В ад ему и дорога! Ее жалко... Аккольти помешивал в котле палочку,
прислушиваясь: не заговорит ли голос? Но голос как на беду молчал и больше
не объяснял, почему надо убить папу. Все говорили, что папа очень добр. Но
ведь это знал и голос, а он неизменно твердил: надо убить папу, надо
претерпеть муку, очень скоро будет столпотворение*, затем страшный суд - тот
самый, что написан там на стене, - и он, Аккольти, станет владыкой мира.
Внизу целовались. Он вдруг пришел в волнение и даже вынул палочку из котла.
Велика в мире власть женщины... Не лучше ли привлечь сообщников. Монфреди