"Марк Александрович Алданов. Бельведерский торс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

другому, то особой опасности собой не представляли, в отличие от многих
других сумасшедших. Тициан с яростью говорил Вазари, что Веронез и
Тинторетто не имеют представления о красках; Микеланджело, в одну из своих
редких кротких минут, объяснял ему, что из Тициана мог бы выйти превосходный
живописец, если б только он умел рисовать. Вазари вежливо слушал, мягко
соглашался или чуть спорил для приличия и с Тицианом, и с Микеланджело.
Когда художники очень ему надоедали, Вазари порою хотелось сообщить всю
правду о том, что они говорили ему друг о друге. Это способствовало бы
продаже его книги, но ему совестно было печатать такой вздор; скандалов он
не любил и суждения художников передавал в очень смягченном и даже
приукрашенном виде. Приукрашивал он и те общие мысли, которые слышал от
великих мастеров. Иногда Вазари с огорчением, но и с усмешкой, думал, что от
громадного большинства людей искусства вообще за всю свою жизнь ни одного
умного слова не слышал; как он ни украшал их суждения, выходило все-таки
неинтересно. Он, впрочем, говорил себе, что настоящее они берегут для себя и
выражают - и то лишь неполно - в своих произведениях. Вдобавок, знал он не
всех и думал, что, верно, Леонардо да Винчи был другой.
Те же люди искусства, которых он знал, говорили с ним больше о делах
житейских. Одни горько жаловались, что их все обижают и что живут они в
совершенной нищете; другие постоянно рассказывали, как они знамениты и как
их боготворят бесчисленные поклонники. Вазари все выслушивал и многое
записывал, хоть отлично знал, что его собеседники все врут или, по крайней
мере, привирают: одни не умирают от голода, другие не получают по пяти
тысячи дукатов за картину. Слушал он и жен художников, которые были еще
ревнивее к славе мужей, чем сами мужья, - с женатыми художниками было совсем
трудно. Но к трудностям своего ремесла он давно привык; отведя необходимое
время вздору, жалобам, упрекам, брани, похвальбе, переходил к делу и
небрежно спрашивал, нет ли чего интересного в мастерской. Обычно
оказывалось, что настоящего, собственно, ничего сейчас нет, но есть так,
пустячки. Показывая эти пустячки, снимая покрывало с картины, мастер часто
менялся в лице и с беспокойством на него глядел: всем было известно, какой
он знаток. Это льстило Вазари: он знал, что суждению тонких ценителей из
общества художники никакого значения не придают и, если, слушая, не хохочут,
то лишь из вежливости или из боязни. Благодаря своему опыту, терпению и
порядочности, Вазари поддерживал очень добрые отношения с громадным
большинством знаменитых мастеров и только с одним из них навсегда
рассорился: этот дурак нагло ему сказал, что он, Вазари, пишет под влиянием
Андреа дель Сарто, и что его "Тайная Вечеря" в монастыре Мурате много хуже
той, которую покойный Леонардо написал в трапезной Сайта Мария делле Грацие.

3

Дорога утомила Вазари, хоть путешествовал он не торопясь: дела были не
спешные. Он с грустью думал, что прежде, в молодости, совершал гораздо более
дальние поездки, притом не на муле, а на горячем жеребце, и усталости не
чувствовал, или усталость тогда бывала другая. В ту пору путешествия,
пожалуй, были главной радостью жизни: так любил он все новое, новые города,
новые сельские виды, новые сокровища искусства, которые были лучше всяких
картин природы. Он постоянно переезжал из города в город, нигде не
засиживаясь, не привязываясь к отдельным местам, не требуя никаких удобств.