"Марк Александрович Алданов. Бельведерский торс (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Путешествия были, пожалуй, радостью еще и теперь, но со второго, с третьего
дня приходили мысли о мягкой постели, о радостях оседлой жизни. Эти мысли
его пугали, хоть было в них и чувство спокойной безнадежности, порою почти
приятное.
К некоторому своему удивлению, он о женщинах теперь думал много больше,
чем в юности. Тогда все было просто, мимолетно, как будто весело, - так, по
крайней мере, ему казалось. А может быть, он тогда совершенно ошибался: это
весело не было. Иногда всю ночь напролет он думал об этом, - о том, как
нелепо и страшно устроен человек. Когда ему встречалась влюбленная пара, он
смотрел на нее не с веселым сочувствием, как в молодости, а с чувствами
мрачными - и чуть не с облегчением думал, что и для них придет - очень
скоро - время увядания, старости и смерти. В чувствах и мыслях этих ничего
не было, он знал, ни умного, ни нового, ни хорошего. Но отделаться от них
Вазари не мог. С приятелями и сверстниками он беседовал о любви неохотно,
так как они говорили о ней неискренно: одни прикидывались жизнерадостными
победителями и развратниками; другие - давно остепенившимися людьми, и все
говорили весело о том, о чем ему думать было тоскливо и страшно. Вазари
думал, что в его жизни снова должна быть и будет большая, настоящая
любовь, - последняя, а то, может быть, и предпоследняя. Он думал также, с
усмешкой, что Тициан, которому исполнилось 86 лет и который всех уверял, что
ему скоро 80, еще бегает за дамами, - правда, дамы и гонят его, со всей его
гениальностью и славой. Однако, 52 года совсем не то, что 86.
В Ассизи Вазари был слишком занят фресками. Но в дороге мысли эти им
овладевали при виде любой молодой женщины - ни с одной ведь больше никогда
встретиться не придется, и так она и не узнает ни о нем, ни об его мыслях.
Когда он находился в нескольких переходах от Рима, вдруг началась
нестерпимая жара. Он останавливался у каждой избы и жадно пил, что давали:
молоко было теплое, желтовато-розовое Дженцано невкусно, - во Флоренции у
него был запас превосходного французского вина из Арбуа. На переходах от
колодца к колодцу Вазари очень страдал от палящего зноя: если бы знал, что
будет так жарко, то отказался бы от поездки в Рим.


У одного из последних колодцев перед Римом он неожиданно встретил
флорентийского знакомого, Леонардо Буонаротти, племянника Микеланджело. Это
был приятный, но простой, малообразованный человек, интересовавшийся
искусством только по семейной необходимости - из-за дяди. Вазари был рад
встрече, он соскучился по человеческому разговору: в последние дни говорил
только о питье, о ночлеге, о том, шалят ли поблизости разбойники. Ему,
однако, показалось, что Буонаротти не очень обрадовался. На вопрос о
здоровье Микеланджело, уклончиво ответил, что дядя, кажется, здоров, но
писем от него давно не было: уже ничего не видит, и писать ему трудно. Тут
же, немного поколебавшись, он сконфуженно попросил Вазари ничего не
рассказывать об их встрече: "Дядя не должен знать, что я в Риме". Вазари
понял, что Буонаротти приехал на разведку: он был наследником Микеланджело.
С улыбкой, сделав вид, что считает просьбу вполне естественной, Вазари
перевел разговор на другой предмет. Но настроение у него стало еще хуже, и
опять он, в тысячный раз, вспомнил свое правило: ничего не ждать от людей и
заниматься только тем, что создают и после себя оставляют некоторые,
наиболее нелепые и несчастливые из них.