"Марк Александрович Алданов. Бегство (Трилогия #2) " - читать интересную книгу автора

приведено в порядок. Надо было это видеть тогда! Все было разбито, пол был
усеян стеклом, хрусталем, фарфором, окна выбиты, шкафы взломаны, картины
загажены, бумаги разорваны, - быть может, документы огромной ценности. Я
поднял рукоятку шпаги, из нее они выковыряли бриллианты! В комнатах Николая
I от сквозного ветра носился тучами пух: краса и гордость, видите ли, сочла
нужным сорвать материю с подушек, им на онучи пригодится... Господи, что они
там выделывали! Я сам видел икону с выколотыми глазами...
Все замолчали.
- Да, очень еще много злобы в людях, - с мягким вздохом произнес
Березин. Князь холодно на него посмотрел.
- Мерзавцы! - сказал он. - Несчастная родина наша... Я не отрицаю и
нашей доли вины, - продолжал Горенский, обращаясь преимущественно к Глаше,
которая слушала его с восторженным вниманием. - Народная дикость -
исторический грех России, в котором мы повинны меньше, чем другие, однако
повинны и мы, я этого не отрицаю.
- Виноват, я никакой вины за собой не чувствую, - ответил Никонов. - Я
дворца не громил и никого не призывал громить.
- Ах, ради Бога, перестаньте! - морщась от его иронического тона,
сказал князь. - И я, как вы догадываетесь, не призывал, а вы думаете, мне
легко?.. Особенно здесь, где видишь перед собой былое великолепие России.
Как никак, в этом заколдованном замке прошло два столетия нашей истории.
- Это кинематографический эффект: дворец до вас, дворец после вас... Я
говорю о нашей интеллигенции, вот символ ее кратковременного владычества.
- Тогда позвольте вас спросить, - начал, бледнея, Горенский. Но Муся
тотчас прервала разговор, принявший неприятный характер.
- А вы знаете, друзья мои, - сказала она, - в сущности то, что мы
делаем, очень неделикатно. Зашли в чужой дом и бесцеремонно глазеем, как
жили хозяева... Сонечка, что вы делаете? Вы с ума сошли!
Сонечка вдруг повернула выключатель. Все потонуло в темноте. Глафира
Генриховна испуганно вскрикнула и схватила за руку князя. Фомин зажег снова
свет и погрозил Сонечке пальцем.
- Вот я сестрице скажу.
- Почему чужой дом? - возразил Мусе Никонов. Он возражал всем по
привычке и немедленно забывал то, что говорил четверть часа тому назад. -
Почему чужой дом? Все это принадлежало и принадлежит русскому народу.
Князь махнул рукой. Фомин засмеялся.
- Разумеется... "Пролетарии всех стран, соединяйтесь", - саркастически
сказал он.


Фомин повел их боковыми ходами и коридорами, все время гася и зажигая
свет. Открывались таинственные лесенки, полускрытые в стенах двери. Муся все
время представляла себе дам в пышных туалетах из "Пиковой дамы", мужчин в
великолепных мундирах.
- Это все растреллиевских времен? - спросила она. Фомин улыбнулся.
- Нет, увы! от Растрелли осталось после пожара немного, - ответил он. -
Это теперь их царство... Днем здесь хозяйничают они. Тут разные канцелярии.
Он остановился возле одной из дверей и, тихо засмеявшись, показал на
висевший лист бумаги. На нем очень большими красивыми буквами, старательно
выведенными писарскою рукою, было написано: Предизиум . Дальше следовало