"М.Алазанцев. Грозный отшельник (сб. "Полосатый Эргени") (о животных)" - читать интересную книгу автора

Эддина...
Я поглядел на знаменитые уши одного из моих телохранителей, Эддина,
и едва удержался от восклицания.
Да, черт возьми, это были действительно уши.
Его уши были колоссальной величины, тонки, кожисты и при этом
обладали свойством шевелиться, как будто сокращаться и распрямляться.
Недоставало одного: чтобы Эддин по произволу мог их распускать наподобие
веера и хлопать ими.
Попади Эддин из дебрей Индии в какой-нибудь европейский город, он
смог бы показываться в любом цирке или ярмарочном балагане со своими
чудовищными ушами в качестве величайшей редкости.
Добавлю, что не знаю, в силу каких именно причин Эддин ни на
мгновение не оставался в покое. Вернее, его совершенно безволосая и
круглая, как бильярдный шар, голова с блестящими глазами все время
вертелась, нагибалась, поднималась, кожа на темени собиралась в странные
складки, а уши, уши... Эти уши порхали, словно два гигантских мотылька.
- Что слышал Эддин? - задал я вопрос, с величайшим трудом
удерживаясь от смеха, душившего меня.
- О, саиб! Он слышал вздох великого раджи Баккани.
- Вздор. Великий раджа Баккани, говорят, умер семьсот лет тому
назад. Кости истлеть успели.
- Это ничего не значит, саиб. Мы, бедные индусы, разве мы знаем,
есть ли легкие и печенка у духа великого раджи.
- Эддину просто приснилось, будто он что-нибудь слышал.
- О нет, саиб! Разве Эддин мог спать, когда у него были открыты
глаза?
- Мне нет никакого дела до всей этой чепухи. Я остаюсь. А вы можете
удирать, если вам угодно!
- Но саиб не лишит нас заслуженной нами за нашу самоотверженную
храбрость награды?
Тут я уж не выдержал и расхохотался.
Минуту спустя от моих телохранителей и след простыл, и я остался в
полном одиночестве.
Едва прошло еще четверть часа, как и я почувствовал себя немногим
лучше, чем, должно быть, чувствовал себя сам длинноухий
"самоотверженно-храбрый" Эддин: я явственно расслышал неимоверно
глубокий и как будто печальный вздох, словно вырвавшийся из самых недр
земли, затем какое-то неясное бормотание, а потом звон цепи.
Да, да, ошибки быть не могло.
Кто-то, и по всем признакам, совсем недалеко от меня, шел, тяжело
ступая, как будто шаркая старческими ногами, и на ходу волочил тяжелую
цепь, которая звенела, ударяясь о камни. И каждый шаг сопровождался
глубоким, печальным вздохом и бормотанием.
Мною овладел самый дикий, малодушный страх. Позабыв о том, как я
смеялся над суеверными индусами, я сам ринулся в паническое бегство,
позабыв обо всем в мире, оставив на произвол судьбы мой мольберт,
громоздкую и тяжелую шкатулку с красками, огромный зонт - все
решительно.
И опомнился я только тогда, когда находился уже поблизости от
поселка.