"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

под два баяна. Пляшут по очереди кому не лень. Отплясавшиеся из круга
выходят - парни наши и девушки-солдаты, - рукавами утираются, смеются,
веселятся... Смотрю, из толпы наружу и наш Жорка Некрасов выбирается.
Мокрый весь, хоть усы выжимай. "Эх, - думаю, - не сплясать ли и мне
"русского"?! Не дать ли жару здесь, на берлинском асфальте? Второй раз
когда еще представится?!. Эх, была не была - перепляшу свое дурное
настроение, дам все-таки душе выход наружу".
Подошел я к этому Жорке.
- На, - говорю, - подержи мой автомат. На, - говорю, - и пилотку
подержи. На, - говорю, - ремень мой подержи. Не люблю плясать
подпоясанным. Пусть лучше гимнастерка свободно вращается - охлаждение
воздушное создает.
Принял он от меня всю эту амуницию, а я растолкал толпу и ринулся в
самый круг, точно в воду нырнул. С таким криком нырнул, с таким гиком,
будто с Кавказских гор сорвался... Но по пляске моей сразу расшифровали,
что я не чеченец и не ингуш, а самый настоящий русский человек...
Сперва я "молодочкой" по внутреннему обводу толпы прошелся, чтобы
войти во внимание баянистов. Потом остановился, перехлоп ладонями сделал
да как гаркнул:
- Сыпь, сыпь, подсыпай, раскатывай скорость!
Ну, и начал давать жизни! Тяжело, конечно, вприсядку в кирзовых, но
ничего, отбарабанил лихо. Потом ладонями на асфальт кинулся и давай вокруг
них круги на носках описывать. Потом вокруг одной руки круга три
прокрутился, вокруг другой столько же. Потом вскочил - пошел козырем: одна
рука под затылком, другая на поясе, ноги подскоками идут. Ну, а за этим,
само собой, опять присядка. Когда из нее вышел, обе руки на пояс положил,
ногами дробь на месте дал... Поскольку баянисты в моем темпе шпарили, я
всех других плясунов своей скоростью быстро из круга выплясал.
Скажу прямо: ни до, ни после я так не плясал, как тогда, на той, на
берлинской, мостовой! А тут еще хлопки, посвист, выкрики на тему
"давай-давай"... Доплясался я до того, что баянисты устали - между собой
переглянулись и на спокойную музыку перешли. Я понял намек и пошел себе из
круга на выход проталкиваться. Все мне спасибо говорят, за руки дергают со
всех сторон, папиросы суют - кто штуку, кто целую пачку "Казбека". Так я
на выходе через это скопление личного состава был задерган, что не на то
направление из круга вышел, где меня Жорка Некрасов ждал. Побрел я, без
ремня и без пилотки, весь мокрый от пота, искать этого усатого, как вдруг
из боковой улицы выбегает на площадь замполит товарищ Самотесов во главе
двух бойцов из нашей роты. Оба эти бойца в полной амуниции и с винтовками,
точно в караул собрались. Завидел меня замполит и даже остановился.
- Вот он где! Держи его! Стой, - кричит, - Тимохин! Не шевелись -
хуже будет!
Тут все трое ко мне подбегают. Я хотел встать по стойке, а мне руки
назад один боец стал закручивать. Я его, конечно, от себя отряхнул.
Замполит приказывает мне:
- Смирно, Тимохин! Отвечай, что ты натворил? Почему в таком виде
фигурируешь?
- Ничего, - говорю, - я не натворил. А в таком виде - потому что
плясал.
- А где же, - говорит, - твоя форма одежды? Где ремень? Где головной