"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

нагретого дерева, резины и машинной смазки. Я дотянулся до веревки, идущей
поверху вдоль вагона, и дернул за нее. На передней площадке молоточек
клюнул в медную чашечку под потолком. Раздался звонок. Дергаю еще два
раза: "можно ехать!". Я прошел на переднюю площадку. Ручки на контроллере
не было. Жаль. Очень даже обидно. Впрочем, тока в проводах все равно нет,
они перебиты во многих местах осколками.
Через переднее стекло вижу Андрея. Он остановился возле кустов,
выросших пучком между кюветом и рельсами. Я понял, что привлекло его
внимание. Оказывается, мы догнали группу Сечкина.
За кустом раньше была трамвайная остановка. Кювет здесь прерывался, и
возле дороги образовалась большая полянка, ближе к рельсам утоптанная, а
подальше от них - зеленая. Некоторые из женщин расположились здесь на
привал. Они лежали в разных позах. Одни на спине, другие, собравшись в
комок, на боку. Кое-кто развалился даже на теплом асфальте, благо по
дороге никто не ездит. Разглядел я и Сечкина. Он отдыхал, раскинув по
траве руки и ноги, но не расставался с винтовкой. Она лежала у него на
груди, будто перечеркивая его косой чертой.
Я представил себе, как рассвирепел Андрей, наткнувшись на этот
беспечный бивак. И в самом деле, нашли место, где дрыхнуть! Надо их
вспугнуть, живо вскочат! Нащупав педаль звонка, я что есть силы стал
колотить по ней ногой. Шведов повернулся и злобно погрозил мне кулаком. Я
тоже рассердился, Пошутить уж нельзя. Что я, в конце концов, пятиклассник,
а он мой классный руководитель?!
Я еще раз, и еще, и еще ударил по педали. Андрей больше не
оборачивался. Понял, наверное, что пересолил... Странно только, что никто
из лежавших на земле тоже не пошевелился... Развалились тут, точно
мертвые... Точно мертвые?.. Мертвые. Точно! Но как это может быть?! Ведь
совсем недавно они все были живыми!.. Кричали, суетились, бежали, мучились
от страха за своих детей... Убили их... Я съехал с сиденья, уперся
растопыренными пальцами в нагретое солнцем стекло. Как же так? Как это
могло случиться? Ведь это женщины. Все в ярких платьях. Видно ведь, что
это женщины... Мирные, безоружные... Я с трудом вытащил себя из вагона.
Мне казалось, что за его стеклами и тонкими стенками еще можно отсидеться
от правды случившегося, еще можно в чем-то сомневаться, в чем-то себя
разубеждать...
Медленно, с фуражкой в руке, доплелся я по кювету до кустов. Вблизи
убитые не походили на живых. Побелевшие лица, набухшие от крови, будто
вымоченные в вине, блузки, платья, чулки. Странные извитые тела... Многих
женщин я узнаю - приметил на развилке. Та, что лежит теперь на спине
поперек шоссе, кричала лейтенанту, что он Аника-воин, привык воевать по
тылам. Другую узнаю по бидону, который лежит возле нее на дороге: она все
потрясала этим бидоном перед лейтенантом, втолковывая ему, что ее дети не
кормлены и ждут молока. Женщина лежит на боку спиной к Стрельне. Ветер
шевелит ее волосы. Возле живота на асфальте лужица - кровь и молоко. Лицом
в кустарник упала полная пожилая женщина, на ней шелковое платье в черную
с белым полоску. Я сразу обратил на нее внимание там, на развилке. Такое
же надето сегодня на маме... Дальше других от меня женщина в цветастом
крепдешиновом платье. Она лежит на животе, вытянув вперед руку и подогнув
колено. До последнего вздоха ползла она туда, вперед, к своему Ваську...
Пожалуй, только Сечкин и моя старушка даже вблизи похожи на спящих. Лицо