"Рюноскэ Акутагава. Зубчатые колеса" - читать интересную книгу автора

снятый для моей семьи, главой которой был я. Десять лет назад я жил в
таком доме. А потом, в силу сложившихся обстоятельств, бездумно поселился
вместе с приемными родителями. И тотчас же превратился в раба, в деспота,
в бессильного эгоиста...
В свой отель я вернулся уже в десять. Усталый от долгого хождения, я не
нашел в себе сил пойти в номер и тут же опустился в кресло перед камином,
в котором пылали толстые круглые поленья. Потом я вспомнил о задуманном
романе. Героем этого романа должен быть народ во все периоды своей истории
от Суйко [(конец VI - начало VII в.) - полулегендарная японская
императрица] до Мэйдзи, а состоять роман должен был из тридцати с лишним
новелл, расположенных в хронологическом порядке. Глядя на разлетавшиеся
искры, я вдруг вспомнил медную статую перед дворцом [имеется в виду статуя
перед императорским дворцом в Токио, изображающая Кусуноки Масасигэ,
одного из феодалов середины XIV в., выставляемого монархической
пропагандой как образец беззаветной преданности императору и пламенного
патриотизма]. На всаднике были шлем и латы, он твердо сидел верхом на
коне, словно олицетворение духа верноподданности. А враги этого
человека...
Ложь!
Я опять перенесся из далекого прошлого в близкое настоящее. Тут, к
счастью, подошел один скульптор из числа моих старших друзей. Он был в
своей неизменной бархатной куртке, с торчащей козлиной бородкой. Я встал с
кресла и пожал его протянутую руку. (Это не в моих привычках. Но это
привычно для него, проводившего полжизни в Париже и Берлине.) Рука у него
почему-то была влажная, как кожа пресмыкающегося.
- Ты здесь остановился?
- Да...
- Для работы?
- Да, работаю.
Он внимательно поглядел на меня. В его глазах мне почудилось такое
выражение, словно он что-то высматривает.
- Не зайдешь ли поболтать ко мне в номер? - заговорил я развязно.
(Вести себя развязно, несмотря на робость, - одна из моих дурных
привычек.) Тогда он, улыбаясь, спросил:
- А где он, твой номер?
Как добрые друзья, плечо к плечу, мы прошли ко мне в номер мимо тихо
беседовавших иностранцев. Войдя в комнату, он сел спиной к зеркалу. Потом
заговорил о разных вещах. О разных? Главным образом о женщинах. Конечно, я
был одним из тех, кто за совершенные преступления попал в ад. Поэтому
фривольные разговоры все более наводили на меня тоску. На минуту я стал
пуританином и принялся высмеивать женщин.
- Посмотри на губы С. Она ради поцелуев с кем попало...
Вдруг я замолчал и уставился на отражение собеседника в зеркальце. Как
раз под ухом у него был желтый пластырь.
- Ради поцелуев с кем попало?
- Да, мне кажется, она такая.
Он улыбнулся и кивнул. Я чувствовал, что он все время следит за мной,
чтобы выведать мою тайну. Однако разговор все еще вертелся вокруг женщин.
Мне не столько был противен этот собеседник, сколько стыдно было своей
собственной слабости, и оттого становилось все тоскливее.